Статьи

В Ветхом Завете мы находим целый ряд прообразов Евхаристии.

Еще в книги Бытия мы видим образ Мелхиседека, вышедшего навстречу Аврааму, возвращавшемуся после поражения иноплеменников: «Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино, — он был священник Бога Всевышнего, — и благословил его, и сказал: благословен Аврам от Бога Всевышнего, Владыки неба и земли; и благословен Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои. [Аврам] дал ему десятую часть из всего» (Быт. 14, 18–20). «Авраам, и вместе с ним все ветхозаветное священство — смиряются перед Мелхиседеком именно как перед прообразом грядущего Первосвященника Христа. Соответственно, и хлеб и вино, которые Мелхиседек выносит и подает Аврааму, также имеют прообразовательный характер. Они — знамение будущих Евхаристических Даров, Тела и Крови, приносимых Христом: новым и одновременно древнейшим, вовек пребывающим Первосвященником “по чину Мелхиседекову” (Пс. 109, 4)».⁴⁹ «Та трапеза прообразовала эту таинственную трапезу, как и тот священник был образом и подобием истинного первосвященника Христа… Хлебы предложения изображали этот хлеб. Это — чистая жертва, без сомнения, и бескровная, которая, сказал Господь через пророка, приносится Ему “от восток солнца до запад” (Мал.1, 11)».⁵⁰

Евреям, находившимся в Египте, было дано такое повеление: «Скажите всему обществу [сынов] Израилевых: в десятый день сего месяца пусть возьмут себе каждый одного агнца по семействам, по агнцу на семейство… Агнец у вас должен быть без порока, мужеского пола, однолетний… пусть он хранится у вас до четырнадцатого дня сего месяца: тогда пусть заколет его все собрание общества Из­раильского вечером, и пусть возьмут от крови его и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей в домах, где будут есть его; пусть съедят мясо его в сию самую ночь, испеченное на огне; с пресным хлебом и с горькими травами пусть съедят его… Ешьте же его так: пусть будут чресла ваши препоясаны, обувь ваша на ногах ваших и посохи ваши в руках ваших, и ешьте его с поспешностью: это — Пасха Господня. А Я в сию самую ночь пройду по земле Египетской и поражу всякого первенца в земле Египетской, от человека до скота, и над всеми богами Египетскими произведу суд. Я Господь. И будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной…. И да будет вам день сей памятен, и празднуйте в оный праздник Господу во [все] роды ваши; как установление вечное празднуйте его (Исх. 12, 3, 5-14). И когда скажут вам дети ваши: что это за служение? скажите [им]: это пасхальная жертва Господу, Который прошел мимо домов сынов Израилевых в Египте, когда поражал Египтян, и домы наши избавил (Исх. 12, 24-27).

Название праздника «Пасха» на еврейском языке, по объяснению святителя Григория Богослова, означает «прехождение» и дано этому празднику исторически — по причине бегства и переселения евреев из Египта в Хананею, а духовно — по причине прехождения и восхождения от дольнего к горнему и в землю обетования.⁵¹

«То, что израильтяне, будучи рабами и трудясь под началом египтян, совершили [то есть закололи агнца и съели пасху], — говорит святитель Кирилл Александрийский, — это означает, что душа человека не может иначе прийти к свободе и избежать тирании диавола, кроме как Причащением Христу. Ибо Он Сам сказал: “Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете” (Ин.8,36)”. И вновь говорит этот святой: “Принесшие в жертву ягненка сделали это, прообразуя Христа, ибо иным образом освободиться не могли”, потому что свобода только силой Христа приобретается».⁵²

О прообразовательном характере ветхозаветных жертв говорит и святитель Тихон Задонский: «И самые жертвы оные, яко прознаменовавшие Христа, за спасение мира заклавшегося… ибо не сами в себе жертвы оные очищали грехи людские, но Христос, жертвами оными прознаменованный, очищал. Невозможно бо кровию юнчей и козлей отпущать грехи, глаголет Апостол (Евр. 10, 4). Иисус Христос вчера и днесь, Той же во веки (Евр. 13, 8) и Агнец (Иисус Христос) заклан в жертвах от сложения мира (Апок. 13, 8)».⁵³

Святитель Василий Кинешемский пишет, что в Церкви во Святых Тайнах «под видом хлеба и вина вместо ветхозаветного однолетнего агнца приносится жертва Тела и Крови Иисуса Христа».⁵⁴

«Весь ветхозаветный закон, — пишет схиархимандрит Иоанн (Маслов), — и его частные обрядовые постановления, касающиеся различных сторон богослужения, имели мессиански-прообразовательный характер. Вот почему “закон был… детоводителем ко Христу” (Гал. 3, 24). Что касается спасительности этого закона, то он только стремился к начертанию идеальной новой жизни, но возродить человека и освободить его от греха и смерти он не мог».⁵⁵

«Восстановление памятью Божией о человеке памяти человека о Боге — таков смысл Ветхого Завета, и Христа невозможно отделить от него, познать иначе, как через Ветхий Завет, потому что весь он не что иное, как постепенно раскрывающееся узнавание Христа, “творение памяти” Его до Его пришествия во времени. И когда принимает Христа в старческие руки свои Симеон и именует Его “спасением, уготованным пред лицом всех людей”, когда в Иорданской пустыне указывает на Него Иоанн Предтеча как на Агнца Божия, берущего на себя грехи мира, когда на пути в Кессарию Филиппову исповедует Его Христом Сыном Божиим Петр, — это не загадочное и необъяснимое “чудо”, это — вершина и исполнение той памяти о Спасителе и спасении, того узнавания, в котором память Божия о человеке исполняется как память человека о Боге».⁵⁶

Жертвоприношение играло в Ветхом Завете огромную роль. Именно кровью жертвенных животных освящалось все, нуждающееся в освящении.

Святитель Игнатий Брянчанинов говорит: «При установлении прообразовательных жертв дозволено было употребление в пищу мяс, приготовленных на огне, воспрещено употребление крови. В причину воспрещения объявлено: зане душа всякия плоти кровь его есть (Лев.17,11). Когда была принесена новозаветная Жертва, Прообразованная слабыми тенями — ветхозаветными жертвами; когда принесена была новозаветная Жертва Жрецом — Господом, Который был и Жертва и Жрец, тогда вышло от Бога иное повеление о жертвенной крови. Пиите от нея вcи, повелевает Господь всем, призывая всех, сия бо есть кровь Моя нового завета (Мф.26,27-28). Все приглашаются к употреблению крови Христовой! Приглашение совершается по той же причине, по которой произнесено воспрещение. В крови Христовой — душа Его».⁵⁷

Глубокое символическое значение придавалось в Ветхом Завете хлебу и вину. Сам Господь Иисус Христос в беседе о Хлебе Жизни говорит о манне в пустыне как о прообразе Евхаристии (см.: Ин. 6, 48–50). Но тот чудесный хлеб, поддерживая земную жизнь евреев, не мог даровать им вечную жизнь.

«Господь мог употребить для установления Таинства Евхаристии любую пищу, любой продукт питания, — пишет профессор Н.Д. Успенский в труде «Анафора», — “ибо всякое творение Божие хорошо и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освящается словом Божиим и молитвою” (1 Тим. 4, 4–5). Но Христос избрал для этого хлеб и вино, потому что этим продуктам в еврейской священной символике придавалось особое значение. Хлеб являлся символом жизни. И Сам Христос пользовался этим символом, когда говорил о Себе иудеям: “Не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес; ибо хлеб Божий есть Тот, Который сходит с небес и дает жизнь миру… Я есмь хлеб жизни… Я — хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить во век” (Ин. 6, 32, 33, 35, 48, 51). Виноградная лоза — символ избранного народа Божия (Ис. 5, 1-6). “Виноградник Господа Саваофа есть дом Израилев, и мужи Иуды — любимое насаждение Его” (Ис. 5, 7). В Новом Завете Сам Господь — “истинная виноградная Лоза”, а Бог Отец — виноградарь, все же люди, кто пребывает со Христом, — ветви этой Лозы (Ин. 15, 1-6). Чаша вина — прежде всего символ спасения. “Чашу спасения прииму и имя Господне призову” (Пс. 115, 4), но вместе с тем она и символ страданий. “Можете ли пить чашу, которую Я буду пить?”, — сказал Иисус матери сыновей Зеведеевых (Мф. 20, 22). Свои собственные страдания Он тоже назвал чашей: “Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия… Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя” (Мф. 26, 39, 42; ср. Мк. 14, 36, и Лк. 22, 42). Хлеб и вино, взятые вместе, — это евр. bashar — bisra, греч. Ó σαρξ και τ4 αûμα, что соответствует славянскому “плоть и кровь” и означает психофизическую природу человека…

Это еврейское образное выражение несколько раз употребляет апостол Павел. Им он называет человеческую природу Иисуса Христа: “А как дети причастны плоти и крови, то и Он воспринял оные” (Евр. 2, 14).

Св. Иоанн Богослов, писавший Евангелие значительно позднее писаний синоптиков и апостола Павла, употребляет выражение “плоть и кровь”. Многозначительным можно назвать то, что σαρξ и αûμα он приводит в беседе Господа с иудеями о Таинстве Евхаристии, как сказанные Им Самим: “Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти (τὴν σάρκα) Сына Человеческого и пить Крови (τὸaûma) Его, то не будете иметь в себе жизни” (Ин. 6, 53)».⁵⁸

Жажда Бога. Исторический аспект

Митрополит Сурожский Антоний писал: «Бога невозможно выдумать. Я не говорю об уродливых формах, которые потом можно придать этому первичному опыту; но когда человек говорит: “Я опытно знаю, что есть Божественная сила”, это значит, что он коснулся хоть края ризы Божественной. И поэтому мы должны относиться с глубокой вдумчивостью к тому, что люди опытно знают о Боге, даже если они выражают это совершенно неприемлемыми формами благочестия или мировоззренческими представлениями».⁵⁹ Бог никогда не оставлял человека в полном неведении о Себе. Создав человека по образу и подобию Своему, Он наделил его жаждой Богообщения, которая до конца никогда не иссякала в человечестве, хотя и принимала порой самые странные формы. По известному выражению христианского писателя Тертуллиана, «душа человека по природе своей христианка» («anima naturaliter christiana»), поэтому человек всегда алкал и жаждал Бога, ждал встречи с Ним, надеялся на вечную жизнь с Богом после смерти. Мы видим это в истории с древнейших времен. После грехопадения «рыдал Адам о рае и о Боге…»⁶⁰, но, согрешая, люди отходили от Бога все дальше. И все же человечество не теряло до конца памяти о Боге и рае, надеясь на милосердие Бога и понимая, что для жизни с Богом после смерти необходимо как-то соединиться с Ним уже в этой земной реальности. Объяснить это понимание иначе как памятью об откровении Самого Бога трудно.

«Там, где есть эта жажда Бога, это сознание греха и эта тоска по подлинной жизни, там неизменно есть жертва. В жертве человек отдает себя и свое Богу, потому что, узнав Бога, он не может не любить Его, а возлюбив — не стремиться к Нему и к единству с Ним. А так как на пути этом к Богу стоит и загромождает его грех, то в своей жертве человек ищет также и прощения и искупления; он приносит ее в умилостивление за грехи, он вкладывает в нее всю боль и муку своей жизни, чтобы страданием, кровью, смертью, наконец, искупить свою вину и воссоединиться с Богом. И как бы ни затемнялось и ни огрублялось религиозное сознание, как грубо, утилитарно, по-язычески ни понимал человек и своей жертвы, и то, во имя чего, и Того, Кому он приносит ее, в основе ее неизменно оставалась исконная, неистребимая в человеке жажда Бога. И в своих жертвах, в этих бесчисленных приношениях, закланиях, всесожжениях, человек, пускай впотьмах, пускай дико и первобытно, но искал и жаждал Того, Кого не может перестать искать, ибо “для Себя создал нас Бог и не успокоится сердце наше, пока не найдет Его” (блж. Августин). И, однако, все эти жертвы были безсильны уничтожить грех и восстановить полноту утерянного человеком единства с Богом».⁶¹

Уже с «доисторического» (дописьменного) периода нам известны ритуальные трапезы с поеданием плоти жертвенного животного, с которым у наших предков ассоциировалось Высшее Существо. Также одним из древнейших представлений является и то, что, вкушая ритуальную жертву, человек соединяется или получает залог соединения с Самим Подателем жизни, который одновременно есть и Жертва за жизнь. Здесь можно вспомнить и фреску из Ляско, и палетку из пещеры Абри Раймондон, на которых высшее существо изображено в виде зубра, оживотворяющего умершего человека и приносимого в жертву, которые ученые относят ко времени верхнего палеолита (40–11 тысяч лет до н. э.), и то, что «именно с такими представлениями о гибели и победе над смертью подателя жизни (Осирис в Египте, Думузи в Шумере, Яма — в ведах) входит человечество в религиозную историю пять тысяч лет назад. Идея единства жертвоприношения, жертвы и жертвователя — идея очень древняя. “Жертвою боги пожертвовали жертве”, — провозглашают, например, веды [RV. 10. 90. 16. 1]».⁶²

С самых древних времен известен человеку образ страдающего Бога. Трудно объяснить это иначе, как откровением самого Бога о том, что ему надлежит пострадать и умереть для того, чтобы человек мог возродиться к вечной жизни. Так до XIX века с древнейших времен сохранившийся у гиляков и айнов «медвежий праздник», когда медведя, в образе которого почитали «какую-то высшую силу или существо»,⁶³ сперва избивали, а потом приносили в жертву. «Этот обряд, скорее всего, как-то был связан с идеей страдания Высшего Существа за грехи людей, — пишет современный исследователь. — Он был ритуальным воспроизведением какого-то божественного события, … связанного со страданием Бога».⁶⁴

Для верующего человека неудивительно и то, что древнейшей ритуальной пищей был хлеб (зерно) — ведь Господь самого Себя называет Хлебом, сшедшим с небес (Ин. 6, 51), и зерном пшеничным (Ин. 12, 24). Зерно — древнейший символ смерти и возрождения, и не просто возрождения, но возрождения в новом качестве. «Если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода», — говорит Господь (Ин. 12, 24).

Еще «в неолитическом Египте V тысячелетия до Р. Х. (культура Меримды) умерших погребали лицом к востоку, наполняя рот покойного зернами пшеницы».⁶⁵ Не исключено, что «первоначально ритуальной пищей, по крайней мере, на Ближнем Востоке, был отвар из муки, сохранившийся в качестве священной снеди в Элевсинских мистериях Греции (kukeen), связанных непосредственно с Персефоной и ее матерью Деметрой (то есть с зерном и Матерью-Землей). Опресноки — бездрожжевой хлеб — это дальнейшее развитие ритуальной пищи. Они возникают от непосредственного соединения с огнем смеси муки с водой. Огонь — переносчик жертвы — соединил с небом победившее смерть зерно, ставшее при этом хлебом».⁶⁶ Хлеб был «не только священной пищей, соединяющей потомков с предками, но и символом нового качества человека, прошедшего через смерть и победившего ее».⁶⁷ Не случайно «приготовление обрядовых хлебов и поднесение их божествам — постоянный элемент обрядов всех религий “исторического периода”».⁶⁸

Интересно, что хлеб не вытеснил окончательно из памяти человечества осознания необходимости соединиться с самим Божеством, с Его плотью и кровью. Мы видим это, например, в дионисийских мистериях, где обычным явлением была омофагия — поедание сырого мяса. Ссылаясь на святителя Климента Александрийского, современный исследователь пишет: «Поздние греческие авторы трактовали омофагию как ритуальные пляски, смысл которых напоминал христианское причастие: это… акт памяти о дне, когда был растерзан и съеден младенец Дионис…».⁶⁹ Также глубока и символика вина, которое издревле воспринималось как кровь Божества.

Многие античные философии становились мистами, понимая, что для соединения с Богом нужно нечто большее, чем философские рассуждения о Высшем. О самой же греческой философии святитель Климент Александрийский писал: «Возможно философия изначально была даром Бога эллинам до того, как Он обратился к ним явно. Ибо философия для эллинов — это то же что закон для иудеев, а именно: наставник, ведущий их к Христу. Итак, философия является приуготовительным учением, пролагающим путь, по которому Христос приводит ученика к совершенству».⁷⁰

Как же не удивляться тому, что в древности люди даже до получения непосредственного Божественного откровения, а лишь смутно, в тенях, вспоминая богообщение, бывшее в раю, лучше сознавали необходимость соединения с Богом ради спасения души для вечности, чем современный человек, с которым сам Бог заключил и Ветхий, и Новый Завет, к которому Сам пришел, воплотившись на земле, пострадав и умерев за нас, явившись и по Своем Воскресении и пребывающий в Церкви вот уже 2000 лет! Даже «рыба не спорит с законом Божиим, а мы, люди, спасительное учение принимать отказываемся!», — восклицает святитель Василий Великий.⁷¹

Интересно, что вскоре после воплощения Христова прекращаются жертвоприношения в иерусалимском храме (в 70 году он был разрушен римскими легионами). Когда христианство становится официальной религией в Римской империи (IV в.) запрещаются дионисийские мистерии, а вскоре, после того как королем вестготов Аларихом в 396 г. разрушен храм в Элевсине,⁷² прекращаются и элевсинские мистерии. Появившаяся в VI в. религия ислама уже не имела сотериологического характера жертвоприношений, которые совершались лишь в память о жертвоприношении пророка Ибрахима (праотца Авраама) и как акт помощи нуждающимся, которым раздается часть мяса. Богу эти жертвы уже не нужны, о чем сказано даже в Коране: «Не достигнет Бога ни мясо, ни кровь [жертвы], но достигнет Его ваше благочестие» (сура 22 (Аль-Хаджж), айат 37).⁷³

Главная Жертва уже принесена и продолжает бескровно приноситься на алтарях православных храмов. Прообразовательные уже не нужны. Иные — не имеют смысла.

Продолжение следует.

Елена Балашова,

сотрудник Отдела религиозного образования и катехизации

Русской Православной Церкви

Примечания:

49 Малков П. Ю. Введение в Литургическое Предание… C. 146.

50 Святой Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры… С. 296.

51 См.: Творения святителя Григория Богослова. Книга V. Слово 45, на святую Пасху. / Цит. по: Святитель Василий, епископ Кинешемский. Беседы… С. 628.

52 Цит. по: Преподобный Никодим Святогорец, святитель Макарий Коринфский. Книга душеполезнейшая… С. 46.

53 Творения святителя Тихона Задонского… Т. 3. С. 8.

54 Святитель Василий, епископ Кинешемский. Беседы на Евангелие от Марка… С. 686.

55 Схиархимандрит Иоанн (Маслов). Святитель Тихон Задонский и его учение о спасении. Статьи разных лет. М.: Самшит-Издат, 2006. С. 176–200.

56 Протопресвитер Александр Шмеман. Евхаристия… С. 153–154.

57 Святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетическая проповедь… С. 121.

58 Успенский Н.Д. Анафора. Опыт историко-литургического анализа. Богословские труды. Сб. 13. М., 1975. С. 125-147.

59 Митрополит Сурожский Антоний. О встрече. Изд-е 2-е. Клин: Фонд «Христианская жизнь», 2000. С. 68.

60 Преподобный Силуан Афонский… С. 289.

61 Протопресвитер Александр Шмеман. Евхаристия… С. 120.

62 Зубов А.Б. История религии: курс лекций. Книга первая. Доисторические и внеисторические религии. М.: МГИМО-Университет, 2006. С. 143–144.

63 Maringer Johannes. The Gods of Prehistoric Man./ Ed/ and translated from German by Mary Ilford. N.Y., 1960 /Цит. по Зубов А.Б. История религии… С. 139.

64 Зубов А.Б. История религии… С. 139.

65 Там же. С. 174.

66 Там же. С. 163.

67 Там же. С. 174.

68 Антонова Е.В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. М.: Наука, 1990. С. 225 / Цит. по: Зубов А.Б. История религии… С. 176.

69 Schol. Clem. Alex. 92 P. (Vol.1, p.318 Stählin); Photius, s.v. νεβρίζειν; Firm. Mat. Err. prof. rel. 6. 5. / Цит. по: Доддс Е.Р. Греки и иррациональное. М.-СПб: Московский философский фонд, Университетская книга, Культурная инициатива, 2000.

70 Святитель Климент Александрийский. Строматы. 1, 5.

71 Святитель Василий Великий. Беседа 7 на Шестоднев. Творения иже во святых отца нашего Василии Великаго, архиепископа Кесарии Каппадокийския. Ч.1. М., б.г., с.114. / Цит. по: Прп. Никодим Святогорец, свт. Макарий Коринфский. Книга душеполезнейшая… С. 158.

72 Лауэнштайн Дитер. Элевсинские мистерии: Пер с нем. Н. Федоровой. – М.: Энигма, 1996. С. 31.

73 Коран / Пер. смыслов Э. Р. Кулиева. М., б/г; Аль-мунтахаб фи тафсир аль-Куръан аль-Карим. Казань, 1421 г. х. / На араб. и рус. яз.