Статьи

Рубрика: Православие, экономика, общество

Православная этика хозяйствования

Некоторые аспекты

православной этики труда и предпринимательства

 

1. Православие и деловая этика

Сегодня студенты экономических вузов, будущие специалисты, которым завтра предстоит вносить свой вклад в дело процветания России, пишут учебные рефераты, где подчёркивают бесперспективность базирования экономики на православной русской традиции, той традиции, которая, в общем-то, и сформировала русского человека как такового. Они, вслед за популярным социологом Максом Вебером утверждают, что только протестантская религия способна дать базу (и дала её) Западу для построения процветающего общества капитализма. Вывод из таких работ напрашивается однозначный: если хотите богатства и благополучия своей стране, отказывайтесь от православия и обращайте свои взоры к протестантской этике труда, к протестантским ценностям. Тот же, кто знает изнутри глубину и красоту православия, понимает, что делать выводы о бесперспективности православного мировоззрения в деле созидания и экономического преуспеяния России могут только те, кто имеет о православии очень поверхностное мнение, либо вообще не знает, что это такое. Разве не православные люди освоили огромное пространство от Чёрного до Берингова моря, создав одно из самых крупнейших и процветающих государств? Разве не православные люди валили лес, строили дома, прокладывали дороги, растили хлеб, плавили металл, возводили заводы?

С одной стороны хотелось бы предостеречь интересующихся этой темой от примитивного, грубого понимания связи экономики и религии. Вера – не служанка экономики. И она не призвана обустраивать благополучие и комфорт в этом мире. Она призвана спасать душу и самого человека, приближать его к Богу, делать человека – Божьим.

Но совершенно неверно и утверждение, что религия (и в данном случае конкретно – православие) в корне противоречит естественному стремлению человека к устройству личного и общественного благополучия. Неверна установка, что будто бы православие призывает претерпеть эту жизнь, как некую дурную действительность с тем, чтобы потом обрести потусторонние блага в лучшем мире, и, наконец, начать жить по-настоящему. В основе такой позиции лежит ложное представление о существе православного отношения к миру, извращённое понимание самой земной жизни. Если земная жизнь есть только дурная действительность, то любая созидательная деятельность в этой жизни становится лишённой ценности и разумного смысла, представляется бессмысленным круговоротом вещей, и человек вообще утрачивает мотивацию что-либо делать.

На самом же деле земное бытие служит разумной, достойной цели, им руководит не случайный произвол, а проникающее во все стороны жизни единое высшее Начало – Бог. Поэтому и временные, земные цели получают обоснование с высшей точки зрения, и они имеют значение в высшей перспективе.

Стремление человека к земному счастью естественно и оно само по себе не может быть осуждаемо. Осуждению подлежит желание человека обрести это счастье любой ценой, любыми средствами, подменить истинную цель своей жизни ложному стремлению исключительно к поиску удовольствия. Православная этика хозяйствования учит человека, как строить свою жизнь по принципам, не противоречащим ни моральным нормам, ни заповедям Божиим. В Православии есть всё для построения такой этики, для того, чтобы нести в этот мир благо, возделывать его, созидать благополучное общество, богатое государство, процветающую страну.

Сегодня в России растёт число предпринимателей, которые стремятся придерживаться деловой этики, основанной на учении Русской Православной Церкви. Они не хотят уподобиться участи нового «Печорина», который, пробегая в памяти всё прошедшее, однажды спросит себя: «Зачем жил? для какой цели родился?» Помните, как рассуждал «герой нашего времени» – «верно, было мне назначение высокое, потому что я чувствую в душе моей силы необъятные… Но я не угадал этого назначения…»? Возможно ли спасать свою душу и при этом жить в миру, созидать материальные блага? Может ли православие стать для человека тем камнем, который полагается во главу угла и на котором строится всё остальное, все его представления, жизненные принципы и нормы, в том числе и экономика? Это не только может, но и должно так быть. Более того, без этого понимания, без осознания истинных православных ценностей, как основы всей жизни, вообще невозможно строить экономику с «человеческим лицом».

Часто можно слышать разговоры о том, что в России созидать ничего невозможно, что у нас суровые климатические условия, огромные территории с плохими дорогами, неплодородные земли и прочее и прочее. В этой изначально пораженческой позиции слышится ропот против Создателя: всё не то и не так. Но православный человек всё в своей жизни принимает. Как дар и за всё благодарит. То, что нам дано, есть огромное сокровище, которым надо учиться распоряжаться. В гражданах нашей страны заложен огромный потенциал, который может и должен раскрыться. И как бы не «пугали» нас огромные неустроенные пространства, мы всегда можем начать с себя, со своего дома, со своего подъезда, со своего двора, своей улицы, своего села или города.

Хотелось бы привлечь внимание к этой теме специалистов, учёных, богословов, чтобы сообща, соборно, найти истину и дать ей возможность действовать в нашей жизни. А пока мы предлагаем вашему вниманию серию публикаций на тему «Православная этика хозяйствования», где будет рассматриваться ряд вопросов о православном отношении к труду, к его плодам, к призванию и совершенствованию человека, об обществе и традиции русского предпринимательства. Эти публикации, надеемся будут интересны не только верующим предпринимателям, но и всем, интересующимся этой темой.

 

 

2. Образ богача и бедняка в русской литературе

 

 

’’Главное – мир в душе, мир в семье, мир друг с другом, тогда и с Богом будет мир’’. /Старец Ипполит, архимандрит Рыльского Свято-Николаевского монастыря/

Но сначала хотелось бы поговорить… о литературе. Казалось бы, какое отношение к заявленной теме имеет литература? Ведь этические нормы базируются на религиозных, идеологических, культурно-исторических основах, и уж, в последнюю очередь, имеют отношение к литературе. Но литература есть форма самовыражения народа, уже получившего эти этические основы от своих предков (традиционалисты) или от иноземных «продвинутых» учителей (так называемых прогрессистов). Литература – не причина, а следствие, результат того, что уже произошло с народом. Но вот именно это нам и хотелось бы понять: что с нами произошло, каковы мы есть. Нам хотелось бы обратить внимание на тех литературных героев, по которым можно судить о нашем глубинном представлении о богатстве и бедности, о труде и деловой этике. Хочется понять, насколько эти представления соответствуют православной традиции, и можем ли мы на основе этих представлений строить созидательное будущее или что-то мы должны корректировать.

Должно быть, в детстве все читали сказку про работника, который трудился у купца целый год, а денег взял за свою работу одну копеечку. Да и ту копеечку решил испытать: бросил в колодец со словами: «Если я служил верой и правдой, то моя копеечка не утонет!» И только на третий год она – не утонула, а вскоре ещё и принесла прибыль.

В русских сказках мы то и дело можем встретить бедняка, который нисколько не тяготится своей бедностью, не теряет при этом ни присутствия духа, ни весёлости. А. если встретится ему нищий, больной или хромой, чьё положение дел и того хуже, то такой бедняк вздохнёт, почешет в затылке, да и отдаст ему последние деньги или кусок хлеба. Образ такого бедняка, обладающего удивительной душевной чистотой, необыкновенно притягателен. И на этом образе из поколения в поколение возрастала и воспитывалась душа русского человека.

А вот богатым в тех же сказках не очень повезло: все сплошь они жадные, завистливые, жестокие, готовые из-за своего богатства чуть не удавиться, да ещё и отнять у бедняка последнее. Не повезло богатым и в русской классической литературе. Как на подбор изобилует она купцами-самодурами, представителями «тёмного царства». Дикой и Кабаниха, Хрептюгин и Коробочка, Лопахин и Гордеев, – даже фамилии, выбираемые Островским, Мельниковым-Печерским, Гоголем и Чеховым для своих героев, показывают уже степень неприятия этих людей авторами. А что они говорят и как? «Моему ндраву не препятствуй!», «Хозяин всему – голова! Жена и дети мои: хочу – их милую, хочу в гроб заколочу!» (Мельников-Печерский), «Только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека» (А. Островский).

Прочтя пьесу Островского из жизни купечества «Свои люди – сочтёмся» цензор Михаил Александрович Гедеонов с неподдельным удивлением отзывался: «Все действующие лица – отъявленные мерзавцы… Вся пьеса обидная для русского купечества». Но, тем не менее, она была принята «на ура» русским обществом. Почему? Потому что такое представление, когда богатство ассоциируется с жадностью, лживостью и скупостью, а бедность с добротой, честностью и щедростью стало стереотипом у многих народов, и русские тут не исключение. Пожалуй, только Ермил Гирин из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» (да еще пару-тройку второстепенных персонажей в других произведениях) не укладывается в эти рамки, но, как говорится, нет правил без исключений. К тому же Ермил Гирин всё же не стал у нас излюбленным литературным героем и примером для подражания.

Из стереотипа вырваться сложно. Даже тогда, когда писатели показывали сильную неординарную личность, у которой материально всё складывалось и дело процветало, одновременно они выводили линию внутренней деградации этой личности, приводящей героя к гибели. Умение трудиться на все сто, а то и двести процентов, что само по себе качество положительное, в их произведениях не искупало вреда от самого богатства. Вред оказывался сильнее. Таков персонаж Горького Пётр Артамонов в романе «Дело Артамоновых», таков Прохор Громов в «Угрюм-реке» В. Шишкова (в конце романа он сходит с ума). А «сам зачинатель семейного дела Артамонов-старший, яркий пассионарий, погибает у Горького символичной смертью – он раздавлен котлом, то есть нечеловеческой тяжестью собственного предприятия, враждебного даже своему создателю» (см. статью Натальи Зарубиной «Российский предприниматель в художественной литературе XIX – начала XX века»).

Несмотря на силу характера, эти персонажи оказывались бессильными бороться с «жёлтым дьяволом», и он только с хрустом щёлкал их души, как орехи, попавшие ему на зубок. Читая такие произведения, невольно ощущаешь, что сами авторы не так уж сильно сочувствовали своим богатым героям, скорее наблюдали за приближением их кончины с бесстрастностью врача, который когда-то предупреждал заядлого курильщика, что не надо курить, а теперь, когда последний получил рак лёгких, уже ничего не может для него сделать.

Зато неиссякаемый поток жалости и милосердия изливается в нашей литературе на «униженных и оскорблённых», на «маленьких людей», и даже «лишний человек» вызывает в романах скорее сочувственное понимание, нежели осуждение. «Иди к униженным, иди к обиженным!» – говорит Некрасов. «Милость к падшим» призывает Пушкин. Вместе с «бедной Лизой» плачет Карамзин. Катюшу Маслову пытается воскресить к новой жизни Толстой.

Но значит ли это, что и мы в нашей жизни должны также относиться к богатству и бедности, как наша литература? Значит ли это, что и мы обязаны обличать и высмеивать каждого богатого, умиляясь каждому неимущему? Нет, в жизни всё гораздо сложнее. В жизни богач может как подтвердить привычный стереотип, так и совершенно его опровергнуть. А бедняк может оказаться не трудолюбивым оптимистом, а завистливым лентяем. Только в жизни часто мы вовсе не хотим замечать, как наши стереотипы трещат по швам, и пытаемся сохранить их любой ценой, несмотря на очевидное.

Нельзя не любить нашу русскую литературу. Это литература великого сострадания и милосердия, так свойственного русской душе. Литература очень чётко характеризует народ, её создающий: литература – это открытая для всех исповедь народа, и, можно сказать, саморазоблачение. Но русская литература – это не история, не математика, не статистика, не обществознание, не философия и не богословие. И поэтому было бы ошибкой, если бы мы (как пытаются некоторые), судили бы о русском человеке (богатом или бедном) и русском народе по одной литературе. Ведь русская литература не ставила перед собой задачу увековечить грандиозные достижения и свершения русского народа, она, как заботливая мать, более всего пеклась о самых болезненных и убогих «своих детях». Она плакала над ними или высмеивала их недостатки, искренне желая их выздоровления и перерождения, а, значит, спасения всего общества и каждого в отдельности.

Кроме того, классическая литература XIX века создавалась писателями, которые были в основном по своему происхождению дворянами. А, так уж сложилось, что дворянство вплоть до начала XX века в своём большинстве придерживалось «благородной праздности» и старалось уклоняться от «неблагородных» занятий. Ему претила деловая хватка нарождающегося класса капиталистов, представители которых были для дворян непонятны и разрушали привычные стереотипы постепенно дряхлеющих «дворянских гнёзд». Оттого-то и складывалось очень неоднозначное отношение писателей (как следствие и читателей) к таким фигурам, как деятельный купец Лопахин (хотя в данном случае сам Чехов не был дворянином, а был сыном купца третьей гильдии и, казалось, мог бы симпатизировать Лопахину).

Что по русской литературе нельзя полностью понять Россию, русский народ, что нельзя строить свою жизнь исключительно исходя из её стереотипов, писал уже в первой половине XX века публицист Иван Солоневич, человек, бежавший из Советского ГУЛАГа, на своём опыте познавший «радости» коммунизма-большевизма. «Кажется, никому ещё в голову не пришла очень простая, наивно элементарная мысль – изучать психологию любого народа по фактам его истории, а не по её писателям. Не по выдумкам писателей, а по делам деловых людей». «Ещё Достоевский в своём «Дневнике писателя» горько жаловался на то, что иностранцы не понимают, не хотят, не могут понять России…И действительно не могут понять… Если русская литература за двести лет её существования не смогла понять собственного народа, то чего уж требовать от злополучных иностранцев?… Не лишние же люди Чехова и босяки Горького построили Империю от Балтийского моря до Тихого океана», – так писал Солоневич в книге «Диктатура слоя», которая дошла до российского читателя только в 1995 году.

Кстати, с этим мнением перекликается и мнение более раннее. Его мы найдём в записных книжках Льва Толстого. Оно говорит о том, что и по такой науке, как история, далеко не всегда можно составить реальное представление о стране и народе: «Читаю историю Соловьева. Все, по истории этой, было безобразие в допетровской России: жестокость, грабеж, правеж, грубость, глупость, неуменье ничего сделать. Правительство стало исправлять. И правительство это такое же безобразное до нашего времени. Читаешь эту историю и невольно приходишь к заключению, что рядом безобразий совершилась история России. Но как же так ряд безобразий произвели великое, единое государство? …кто производил то, что разоряли? Кто и как кормил хлебом весь этот народ? Кто делал парчи, сукна, платья, камки, в которых щеголяли цари и бояре? Кто ловил черных лисиц и соболей, которыми дарили послов, кто добывал золото и железо, кто выводил лошадей, быков, баранов, кто строил дома, дворцы, церкви, кто перевозил товары? Кто воспитывал и рожал этих людей единого корня? Кто блюл святыню религиозную, поэзию народную?»(Записная книжка №4. Полное собрание сочинений в 90 тт. Т.48. М.-Л., 1952).

Действительно, созидали нашу страну не «лишние» люди, не мечтатели «маниловы», не «плюшкины», не такие предприниматели, как Чичиков и Иудушка Головлёв. Созидали люди другие, не всегда заметные, не всегда похожие на героев, не всегда интересные для изображения в литературе.

Этот «перекос» так или иначе начинали ощущать и Лев Толстой, и Фёдор Достоевский, и Николай Лесков. И, быть может, ярче, острее всех – Николай Васильевич Гоголь. Работая над пьесой «Ревизор», он искренне надеялся, что на премьере спектакля после «немой сцены» в ожидании Небесного Ревизора – Высшего Судии – случится общее всенародное покаяние. Зрители, увидев в увеличенном зеркале свои грехи и немощи, по мнению Гоголя, должны были плакать и каяться. Ничего этого не случилось. Они – хохотали и хлопали в ладоши. Сам автор был крайне разочарован таким успехом.

Его попытка написать второй том «Мёртвых душ» с героями положительными, созидающими для него, для таланта сатирического, гротескового закончилась неудачей. Но этот сожжённый том, может быть, мог бы указать новые пути русской литературы новым авторам, дозревшим до понимания данной проблемы. Во втором томе Гоголь с величайшей иронией описывал разорившегося помещика Хлобуева, который, не сообразуясь со своим реальным положением, пустивший по миру своих детей, занимал деньги в долг, давал изысканные обеды и оказывал покровительство артистам. А альтернатива ему – идеальный помещик Костанжогло, который в своём хозяйствовании опирается на библейские истины и говорит: «Возделывай землю в поте лица своего. Это нам всем сказано. Это недаром сказано». У Костанжогло труд не повинность, а творчество и даже со-творчество Богу, наслаждение, радость.

Вот как он говорит о труде: «Надобно иметь любовь к труду. Надобно полюбить хозяйство, да! И, поверьте, это вовсе не скучно… Идешь и на мельницу, идешь и на фабрики, идешь взглянуть и на рабочий двор, идешь и к мужику, как он там на себя колышется. Да для меня, просто, если плотник хорошо владеет топором, я два часа готов пред ним простоять: так веселит меня работа. А если видишь еще, что все это с какой целью творится, как вокруг тебя все множится да множится, принося плод да доход, – да я и рассказать не могу, что тогда в тебе делается. И не потому, что растут деньги, – деньги деньгами, – но потому, что все это дело рук твоих; потому что видишь, как ты всему причина, ты творец всего, и от тебя, как от какого-нибудь мага, сыплется изобилье и добро на всё. Да где вы найдете мне равное наслажденье? Здесь, именно здесь подражает Богу человек. Бог предоставил себе дело творенья, как высшее всех наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был подобным творцом благоденствия вокруг себя».

Но для того, чтобы писать положительного героя так, чтобы он был похож на реального человека, а не функцию, нужен, видимо, какой-то особый взгляд. Не удалось это и Толстому: его Левин, несмотря на реальное существование прототипа, тоже кажется вымышленным. Можно вспомнить, конечно, скромного труженика дядю Ваню у Чехова, но у читателей он всё-таки вызывает скорее не восторг, а сочувствие.

С трудом удавались положительные герои и «эпохе социалистического реализма», когда писателям идеология просто предписывала в приказном порядке делать центром художественного произведения сильную личность, способную созидать и строить. Но это уже отдельный разговор.

Так уж случилось, что исторически в русском фольклоре и русской литературе веками сложился определённый образ богатого и бедного, который мы впитываем с младенчества. Этот образ, как мы уже говорили, есть следствие, «слепок» с совокупности особенностей нашего восприятия мира и оценки мира. Но этот «слепок» продолжает и дальше формировать эти наши особенности, потому что классическая литература, как некий общепризнанный эталон литературы, её вершина, имеет огромное воздействие на следующие нарождающиеся поколения. Не каждый хорошо изучает историю, не каждый будет изучать экономику, не каждый заглянет в религиозную литературу, но классику так или иначе (хотя бы в рамках школьной программы) проходит каждый. И её яркие образы запечатлеваются в сознании. Вместе со штампами литературных учебников, по которым, например, Татьяна из «Онегина» – милый идеал, а Катерина из «Грозы» – луч света в тёмном царстве (хотя и то и другое утверждение можно оспорить). Разумеется, мы далеки от мысли диктовать писателям, как им писать и каких героев выбирать для своих произведений. В данном случае мы просто хотим обратить внимание на то, что между литературными и православными идеалами есть «зазор», и это надо учитывать всем, решающим для себя «делать жизнь с кого».

Как-то среди учащихся разных стран провели опрос: спрашивали, кто из них хотел бы иметь собственное дело. Самое большое число желающих оказалось в Германии – 17 процентов. Россия попала на одно из последних мест – 3 с небольшим процента. Но, тем не менее, многие высказали желание иметь приличный достаток. О чём это говорит? Можно предположить, что часть этих опрошенных просто мечтатели, они хотели бы, чтобы богатство свалилось на них с неба, но не готовы прикладывать к его приобретению реальные усилия. В связи с этим вспоминаются мудрые слова Петра Аркадьевича Столыпина: он говорил о том, что сначала надо создать собственника и тогда у нас появится собственность. А из мечтаний она не появляется. Если мы хотим иметь богатую страну, процветающее государство, гражданское общество и гражданственность с нормальными правами и свободами, мы должны что-то делать для этого.

Но, если у нас будет господствовать мнение, что богачи все изверги и кровопийцы, а все бедные чуть ли не святые, значит лучше бросить все помыслы о благополучии и стать «весёлым» нищим. Но тогда Россия не выберется из разрухи. Значит, не стоит и пробовать? От осмысления этих вопросов сегодня зависит наше настоящее и будущее. Стоит ли нам затрачивать силы и энергию на развитие и благоустройство нашей страны или же махнуть на все рукой? Сознание первично. И то, каково наше сознание в этом вопросе сегодня, таким будет наше завтра.

Богатство. Любопытна сама этимология этого слова. Слово «богатый» происходит от слова «Бог». И это не случайно. Разве есть кто-либо ещё, являющийся источником всякого счастья, изобилия, богатства, как не Сам Творец и Создатель этого мира Господь Бог? Кто, кроме Него, способен из ничего, Словом сотворить свет и тьму, воду и сушу, планеты и галактики, причудливый и разнообразнейший мир неживой и живой природы, и, наконец, самого человека – венец творения? Причем, сотворить столь достойное существо по Своему Образу и Подобию всего лишь из праха земного, из пыли.

Сейчас во многих популярных книжках, обещающих научить всех подряд, как стать богатыми, транслируется мнение, будто бы на земле существует некий конечный объём общего богатства, который перераспределяется между людьми, перетекая от одного к другому. И нужно только уметь вписаться, встроиться в определённые каналы денежных потоков, соблюдая те или иные правила, как тут же на вас посыплются большие или не очень большие деньги в зависимости от того, как удачно вы вписались «в поворот».

Для человека православного думать так было бы более, чем странно. Ведь он знает, что при желании и необходимости Господь может пятью хлебами и двумя рыбами накормить пять тысяч человек, умножив эти хлеба из ничего, да ещё и останется (об этом нам рассказывает глава 14 Евангелия от Матфея). Или воду превратить в вино, как Он это сделал в Кане Галилейской (Ин. 2). При необходимости Он мог бы сделать объём того, что мы называем человеческим богатством, бесконечным, потому что именно Он – источник всякого богатства на этой земле: и материального и духовного. Другой вопрос, что человечеству при его общем (если можно вывести некий этот общий уровень) духовном состоянии, видимо, полезней ощущать ограниченность земных богатств. Увы, только серьёзные катастрофы, ставящие цивилизацию на грань уничтожения, заставляют нас задуматься о правильном отношении к существующим богатствам, о том, что использовать их следует рачительно.

Любопытно, что во времена Ветхого Завета, до пришествия на землю Иисуса Христа у древнееврейского народа богатство не только не считалось пороком, но наоборот, было прямым свидетельством Божьего благословения человеку. Достаток, если можно так выразиться, воспринимался чуть ли не как справка с гербовой печатью: «У Бога в милости!» Точно так же как многочадие. Люди состоятельные и многодетные считались праведниками. Вспомним из жития святых праведных Иоакима и Анны, как они страдали от презрения и насмешек людей, потому что бесчадие в то время считалось позором. Те, кому Господь не дал ни обильного потомства, ни достатка, сразу вызывали подозрение, что они – грешники, наказанные за свои грехи. Почему? Да потому, что, заключая Ветхий Завет с израильским народом, Господь обещал ему за соблюдение заповедей изобилие и процветание. В ветхозаветных текстах не раз можно найти мысль о том, что богатство – признак Божьего благоволения. Чтобы испытать Иова, Господь отбирает у него богатство, но после, в знак Своего благоволения, с лихвой всё ему возвращает.

«За смирением следует страх Господень, богатство и слава и жизнь», – говорится в Книге Притчей Соломоновых (Пр. 22:4). И «Венец мудрых – богатство их» (Пр.14:24). То есть добродетели награждались и богатством, и славой. В псалмах Давида прочитаем: «Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его. Сильно будет на земле семя его; род правых благословится. Обилие и богатство в доме его, и правда его пребывает вовек». (Пс.111:1-3)Но уже и тогда мудрецы и проповедники видели опасность такого однобокого подхода к богатству, некоторые на собственном опыте познали горечь и опустошение, следующие за чрезмерным попечением о богатстве, и предостерегали других.

Так, к примеру, написано о богатстве и бедности в книге Екклесиаст: «Кто любит серебро, тот не насытится серебром, и кто любит богатство, тому нет пользы от того. И это – суета! Умножается имущество, умножаются и потребляющие его; и какое благо для владеющего им: разве только смотреть своими глазами? Сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть. Есть мучительный недуг, который видел я под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем его во вред ему. И гибнет богатство это от несчастных случаев: родил он сына, и ничего нет в руках у него. Как вышел он нагим из утробы матери своей, таким и отходит, каким пришел, и ничего не возьмет от труда своего, что мог бы он понести в руке своей. И это тяжкий недуг: каким пришел он, таким и отходит. Какая же польза ему, что он трудился на ветер? А он во все дни свои ел впотьмах, в большом раздражении, в огорчении и досаде» (Екк. 5:9-16).

Очень горькие и верные слова. Мы читаем их и любим повторять: всё суета сует и томленье духа. Но что же сей премудрый проповедник нашёл не суетного в этом мире? Есть ли оно, достойное нашего внимания и усилий? Есть. В конце своих рассуждений он пишет: «Вот еще, что я нашел доброго и приятного: есть и пить и наслаждаться добром во всех трудах своих, какими кто трудится под солнцем во все дни жизни своей, которые дал ему Бог; потому что это его доля. И если какому человеку Бог дал богатство и имущество, и дал ему власть пользоваться от них и брать свою долю и наслаждаться от трудов своих, то это дар Божий»(Екк., 5:17,18). То есть, всё-таки это труды праведные и богатство ими заработанное, при условии, что последнее не приписывается к себе в заслугу, не забирает всех помыслов, а воспринимается, как дар Божий, и в этом даре есть своя доля, пользоваться которой не зазорно.

Но почему в Евангелиях от Матфея, Луки и Марка мы читаем буквально следующее? «Иисус же сказал ученикам Своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в Царство Небесное; и еще говорю вам: удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие»(Мф.19:23,24; Мк.10:23,25; Лк.18:24,25).

Воспитанные на ветхозаветном отношении к богатству апостолы, как далее повествует Евангелие, были чрезвычайно удивлены этими словами Своего Учителя. «Услышав это, ученики Его весьма изумились и сказали: так кто же может спастись?» (Мф.19:25). Их замешательство понятно: кто тогда вообще может спастись, если даже богатым это так трудно?! Иисус же ответил: «Человекам это невозможно, Богу же всё возможно». И как же после этих слов всё-таки быть с богатством? Погибель оно для человека или Божье благословение?

(Продолжение следует).

Сергей ШАРАПОВ,

Марина УЛЫБЫШЕВА