Статьи

Среди монастырских угодий, расположенных в лесном массиве, выделяется скит. Вид части скитских построек представлен на рисунке из описания монастыря.

В настоящее время место, где находился монастырский скит, заросло лесом. Найти его возможно с помощью местных жителей или по старинной карте. Карта владений монастыря была выполнена удивительно точно. Эта карта полностью, до изгибов ручьев, расположения троп, совпадает с находящейся в Дмитровском лесничестве картой, выполненной с помощью аэрофотосъемки. Путем выполненного игуменом Никоном (Головко) масштабирования выложенной на интернет-ресурсе Google топокарты местности вокруг монастыря и наложения её на старинную карту монастырских угодий удалось получить современную карту с обозначениями монастырских владений. По полученной карте можно точно установить место расположения бывшего монастырского скита. На месте расположения бывшего скита видны следы раскопок. Местное население пыталось раскапывать остатки скитских строений. Хотя, со дня разрушения скита прошло много лет, места бывших построек легко угадываются до сих пор, сохранились остатки фундаментов келий. Несмотря на болотистую местность, скитский пруд не затянуло, он сохранил прямоугольную форму. Ясно угадывается заброшенный огород, остатки деревянных венцов строений имеют следы огня. Очень хорошо сохранился голгофский холм (изрытый искателями), остался также и ров вокруг холма.

Вокруг скита до сих пор идет вал, на котором стояла ограда. На основании данных полученной карты можно установить точные места расположения всех монастырских владений, расположенных в лесу.

Краткая справка по истории хозяйственных взаимоотношений с местным

населением.

Насельники Николо-Пешношского монастыря кроме молитвенного служения несли и немалую социальную нагрузку, участвовали в политической жизни государства. Особенно явственно это проявлялось в кризисные для нашего Отечества времена.

Для того времени, когда преподобный Мефодий основал свою обитель, характерна обращенность достигшего духовной высоты подвижника к народу, служение ему. Почти все преподобные XIV в. прошли этим путем: от отшельничества к общему житию и последующему старчеству. Преподобных XIV в. отличало и стремление к социальному служению. Оно активно вводилось в уклад обителей после достижения ими общежительного устроения. При монастырях XIV-XV вв. создавались школы, лечебницы, монастыри поддерживали в голодные годы крестьян. Примером такого служения людям был сам преподобный Сергий. Даже чудеса, совершаемые преп. Сергием были направлены ко благу ближнего, исполнению Евангельских заповедей любви. Как видно из жития, преп. Мефодий шел по пути, указанному преп. Сергием. Житийное повествование о прп. Мефодии отмечает его особое милосердие к нищим, сиротам и вдовам. В соответствии с древними стихирами, составленными в честь Мефодия Пешношского, нищие каждый день во множестве сидели у врат обители и преподобный давал пропитание каждому. Такое было возможно только, если монастырь имел для этого достаточно средств. Но при этом в более поздние времена отношения монастыря и приписанных к нему крестьян часто бывали напряженными. Напряженность эта, как правило, носила социальный характер и возникала на почве имущественно-хозяйственных конфликтов.

Расслоение, возникшее со временем в монастырской вотчине, как внутри монастыря и в подмонастырской слободе между меньшой братией и высшим духовенством, так и вовне, между монахами и крестьянами — приводило не раз к столкновениям. Вторая половина XVII века становится началом упорных восстаний приписных крестьян против монастыря. Об одном из таких восстаний монахи Пешношского монастыря писали в своем прошении царю Алексею Михайловичу: “В прошлом, государь, (т.е. 1665) году все крестьянешки и служка Левка Винидиктов с товарищи приходили на монастырь бунтом, и крепости всякие погра­били и казначея старца Нафонаила смертным боем били и на чепь сажали”.

В интернет-издании «Дмитровский хронограф» приводятся следующие сведения из относящихся к монастырю записей 1700 г. «Проезжая реками Дубною, Сестрою и Яхромою для обозрения хода на судах из Волги в Москву, царь Петр I Алексеевич посетил Николо-Пешношский монастырь. Выслушал жалобу игумена Феофана с братиею на непокорность крестьян и несправедливость со стороны гражданской власти в судебных делах. 11 апреля 1700 г. издан именной указ царя Петра I Алексеевича о лишении Николо-Пешношского монастыря самостоятельности и передаче его в ведение Троице-Сергиева монастыря, которому вменялось в обязанность «Николо-Пешношским монастырем ведать и от посторонних всяких обид сберегать». Подьячий Василий Амвросимов, троицкий иеромонах Исайя Даниловский и слуга Григорий Преклонский, пребывшие выполнить указ царя, встречены возбужденными крестьянами. Около ста рогачевских крестьян, участвовавших в бунте, посажены под стражу, где содержались все лето»[1]. Село Рогачево, крестьяне которого упоминались в документе, было монастырским владением. Первое упоминание этого села относится к 1428 году, когда дмитровский удельный князь Пётр Дмитриевич подарил село Николо-Пешношскому монастырю[2].

Побуждением причислить к Троицкому Сергиеву монастырю Николаевский Пешношский по преданию была жалоба Пешношскаго игумена на непослушание крестьян властям сего монастыря [3]. Монастыри Белопесоцкий и Пешношский просили было в 1730 г. о возвращении им самостоятельности; но в сем им отказано[4]. Архивные документы XVIII в. полны упоминаний о хозяйственных спорах между монастырем и местным населением, а также о крестьянских бунтах.

В 1722 году «Крестьяне села Рогачева жаловались Святейшему Синоду на незаконные поборы сборщиков, целовальников и земских дьяков. Предписано было произвести расследование». Под 1744 годом есть такая запись: «Крестьяне села Рогачева и других ближайших деревень, принадлежавших Николо-Пешношскому монастырю, отказались повиноваться монастырскому начальству. Посланного усмирять их капитана, покололи, а солдат прибили. Сенат распорядился послать туда штаб-офицера из русских, которому удалось усмирить крестьян. Они объявили, что причиной неповиновения были слухи, будто крестьяне, приписанные к монастырю, объявлены свободными.

В имении Семеновском, принадлежавшем майору Докторову, «произошли крестьянские беспорядки. Отправленный туда с командой солдат офицер возвратился без успеха, приведя 14 человек избитых крестьянами. Тогда был послан другой офицер с приказом в случае сопротивления крестьян для страху палить пыжами. Если же и после этого будут сопротивляться, то поступить как со злодеями»[5].

Нестроения в отношениях между местными крестьянами и монастырем продолжались, и это не способствовало развитию монастыря. Подтверждение тому можно найти в книге Калайдовича.

«В 1762 году принял строительство иеромонах Филимон Василевский, конечно уже без надежды ввести во всем благоустройство, с одним разве предчувствием конечного запустения святого места. Однако ж не вдруг встретило Филимона это несчастье; ему предшествовало печальное происшествие — возмущение крестьян Рогачевской волости.

В 1763 году февраля 23 дня получен из учрежденного собора указ о введении в должность назначенного, по обыкновению, для исправления дел подъячаго Герасима Еремеева, вместе с приказом из Дмитровской воеводской канцелярии о высылке разных сборов с Рогачевских крестьян. Когда эти предписания объявлены были собранным крестьянам, то вспыхнул между ними мятеж, с криками буйства и непокорности. Строитель приказал сотенному взять некоторых под стражу, но толпа мятежников воспротивилась и до того простерла свое буйство, что строитель принужден был бежать в монастырь. Об этом подробно доведено было до сведения правительства, от которого более виновные, Сергей Иванов Дунаев, Илья Марков и солдат Белкин, достойно наказаны, а прочее обузданы строгими мерами»[6].

Семидесятые годы XVIII в. были временем постепенного упадка монастыря. Калайдович говорил об этом так. «Одним словом — монастырь без монахов, полный мирян, церковь почти без службы или служба без чтецов и певцов, начальник монастыря с изнемогающею властью, подвластные с духом противления, кельи опустевшие, пивоварня с рабочими, разным прибором, шумом и дымом, в реестрах множество крестьян, а в деле мало, служки, не уважающие начальства и с ненадежною верностью, подати и доходы, по-видимому, еще значительные, но нищета в обители необыкновенная, множество хлеба, но и в нем отнято было полное распоряжение — вот тогдашнее положение монастыря» [7].

С грузом таким проблем монастырь подошел к 1764 году, печально известному указом императрицы Екатерины II об упразднении всех церковных владений и назначении определенных окладов для содержания церквей и монастырей. Вот, что пишет об этом периоде Калайдович: «Пешношский монастырь, остававшийся некоторое время на рассмотрении вследствие доклада ее императорскому величеству от комиссии о церковных имениях, марта 30 дня того же года, включен был между Николаевским Перервинским и Коломенским Бобренево-Голутвинским, с начальством строительским и 6 монашествующими. Сверх того, из-под ведомства Троицкой Лавры поступил он в ведение Переславской Духовной Консистории»[8].

В соответствии с докладом упомянутой комиссии о церковных имениях в епархиях третьего класса, к каким относилась в то время Переславская епархия, разрешалось оставить на своем содержании не более пяти заштатных мужских монастырей. Таких монастырей в Переславской епархии было четыре, и Пешноша оказалась недостающей пятой обителью. 29 октября 1764 г. Переславская Духовная Консистория обратилась в Коллегию Экономии со следующим донесением. «Дмитровского уезда Николаевский Пешношский монастырь знатного и прочного каменного здания с богатою церковною утварью, из золота, серебра и каменья украшенною, бывший в приписке к Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, подлежащий в недостающее число в Переславской епархии по штату пятого монастыря, остается за отдалением городов впусте, с причислением к предохранению по необходимому случаю 83 приходских дворов. А если б земля с покосы для содержания оного и в нем монашествующих (были) отданы, то прочный зданиями монастырь со всем принадлежавшим при оставлении в штатное число содержаться может»[9].

Очевидно, что сельскохозяйственная деятельность была крайне важна для существования монастыря. Поэтому Консистория настаивала на возвращении ранее принадлежащих монастырю земель. Коллегия Экономиимедлила с ответом, тогда преосвященный Сильвестр утвердил определение Духовной Консистории, «чтоб имеющийся в Дмитровском уезде Николаевский Пешношский монастырь, да Медведеву пустынь, за невозможностью быть на своем содержании, написать в приходская церкви». Перед нами пример того, что на стадии достаточного общественного экономического развития отношения с местным населением и государственными органами могут стать определяющими в жизни монастыря.

Если основатель обители преподобный Мефодий уходил от мира в пустыню, а Божией милостию вокруг него устраивалась обитель, то в XVIII в. мир так вошел в монастырскую жизнь, так сросся с ней, что ослабление связей с миром уже грозит обители гибелью.

Таким образом, можно предположить, что социальное служение, развитие экономических связей способны подчинить себе монастырскую жизнь. Даже при отсутствии гонений со стороны мирской власти, может возникнуть зависимость монастыря от мира и произойти определенная секуляризация обители.

По неизвестным причинам преосвященный Сильвестр повторно ни в Консисторию, ни в Коллегию не обращался. И Пешношский монастырь, имевший немалый экономический потенциал, остался приходской церковью.

Калайдовичем выдвигаются предположения, что это было сделано по причине нежелания церковного начальства иметь дело со строптивыми и вздорными местными крестьянами. Из этого можно предположить, что в нашем Отечестве, по крайней мере, в тот период, не всегда отношения между монашествующими и местными жителями были бесконфликтными. Экономические резоны часто перевешивали духовные.

Далее Калайдович пишет что, «как бы то ни было, но в том же году, декабря 8 дня, поступил указ из Переславской Духовной Консистории в Дмитровское Духовное Правление сдать Николаевский Пешношский монастырь находившемуся в нем священнику Ивану Афанасьеву. Все окончено было к 21 числу того же месяца. Строитель Филимон переведен в Троицкую Сергиеву Лавру, а прочее малое число монахов распределено по разным монастырям. Так престало монашество на Пешноше, подвизавшееся четыре столетия и три года!»[10]. Упразднением монастыря руководил некий протоиерей Петр Наумов, который, впоследствии поступив в монашество, был по восстановлении монастыря в нем строителем.

После упразднения монастыря и перевода его в разряд приходских церквей в монашеских кельях поселились мирские люди. Возможно, это было прообразом ещё большего поругания, совершившегося уже в наше время.

Калайдович так описывает эти события: «Миряне, вступив во владение монастырем, внесли в него и все мирское. Кроме духовных лиц с своими семействами, в нем жил еще казначей экономических волостей, верейский помещик, ротмистр Ипполит Степанов. Ему надлежало вступить в брак, и таинство совершено в Николаевском соборе, на том самом месте, где столько лет отшельники от мира, с обетами в душе и устах, предначинали девственное житие. Этого мало: брачный пир дан был в бывших настоятельских кельях»[11].

На положении приходской церкви Николо-Пешношский монастырь был один год, три месяца и 18 дней. Генерал-майор Михаил Иванович Веревкин, родители которого очень почитали монастырь, сумел убедить преосвященного Сильвестра восстановить обитель. 27.01.1766 г. Переславская Консистория вновь обратилась в Государственную Коллегию Экономии с обоснованием необходимости восстановления монастыря. И 8 апреля 1766 г. монастырь был восстановлен как пятый заштатный в Переславской епархии с возвратом ему земельных угодий. Калайдович указывает, что в результате этого монастырю было возвращено: «огородной земли для овощей 1 десятину, конопляннику 3/4 десятины, полевой пашенной земли 7 десятин и 3 четверти, с сенными покосами по рекам Яхроме и Пешноше, озеро, судовую пристань, харчевенную избу, в селе Рогачеве 20 торговых лавок, два огорода, два пруда (за речкою Пешношью), две рощи, в длину примерно на шесть, в ширину на две версты, две мельницы, подмонастырскую на реке Пешноше и Соколовскую на Сестре, рыбные ловли, сенокосный луг, пустошь Ельник»[12]. К этому надо добавить и конское пастбище, которое находилось возле самых монастырских стен, принадлежало монастырю издревле, а потому в указе Коллегии не упоминалось как само собой разумеющееся монастырское владение. Чтобы управиться с таким хозяйством, необходимо и соответствующее управление, и толковые работники. Преосвященный Сильвестр 14 июля 1766 г. назначил пешношским строителем эконома архиерейского дома иеромонаха Иоанникия. Кроме того, преосвященным было указано, «чтобы в Пешношский монастырь определить Консистории, во всевозможной скорости, трех или, по крайней мере, двух человек, к понесению монастырских послушаний способных и добродетельных, а притом и летами нестарых; выбрав их на первый случай из епаршеских монастырей». По этому распоряжению в Пешношу были переведены монахи из Волоколамского Иосифова монастыря. Казначеем был назначен иеромонах Серий. С этих дней монашеское жительство по монастырскому уставу было полностью восстановлено.

Упразднение монастыря не послужило уроком местному населению. И опять напрашиваются аналогии с советскими временами. Жители села Рогачево продолжали вести войну с монастырем. Они захватили конский выгон, который располагался вплотную к монастырским стенам, противостояние вокруг выгона доходило до того, что крестьяне скашивали траву и сырой развозили её по домам. Местное население регулярно вступало в межевые споры в районе пустоши Ельник, самовольно вырубали монастырский лес. В фонде Дмитровского музея-заповедника едва ли не наибольшее количество документов представлено именно межевыми тяжбами между монастырем и рогачевскими крестьянами. В итоге в 1775 г. Коллегия Экономии была вынуждена документально закрепить за монастырем право владения выгоном, которым он владел по факту не одну сотню лет. Монастырь не оставлял попыток наладить отношения с беспокойными соседями. Так, в церковь села Рогачево за очень малую цену был передан иконостас из Преображенской церкви монастыря. Однако это помогало мало, если вопрос касался собственности, то весь период существования монастыря рогачевские крестьяне оставались неуступчивыми и вели себя как настоящие разбойники.

В наше время эта история продолжается. Сейчас, когда монастырь восстанавливается, подойти к нему не просто. Проход на территорию монастыря отведен через дверь в восточной стене монастырской ограды. К этой стене невозможно проехать даже на велосипеде. Приходится пробираться узкой и топкой тропой между огородами местных жителей. Это при том, что документов на захваченные земли у огородников нет, но уступать их они не намерены. Такое противостояние трудно объяснить только как плоды советского безбожного периода. Как показывает история, земельные и имущественные конфликты между монастырем и местным населением существовали всегда и решались такие конфликты только с помощью светской власти.

С другой стороны, эти же самые местные жители являются прихожанами восстанавливающегося монастыря. Этакая «раздвоенность» тоже не внове. У Калайдовича можно найти такие свидетельства. «Но беспокойный дух крестьян делал и самое расположение их к монастырю поводом к неприятностям: доказательством тому служит следующее происшествие. 1777 года (от 17 февраля) поступил в Пешношский монастырь из Переславской Консистории указ, которым предписывалось «из Николаевского Пешношского монастыря, как нештатного и стоящего в пустом месте, взять 219-пудовой колокол, ненужный для нештатнаго монастыря, и перевезть в кафедру к собору его преосвященства, вместо же оного отдать в Пешношский монастырь во 139 пуд». По этому определенно прибыл в монастырь присутствующий в Консистории строитель Лукьяновой пустыни иеромонах Филарет, с консисторским стряпчим Андреем Верещагиным, и по объявлении строителю Иринею с братиею воли его преосвященства, приступил к исполнению. Монастырские вороты, в предосторожность от буйства соседственных крестьян, которое представлялось неизбежным, были заперты. Колокол присланными нарочно из архиерейского дома подрядчиками был снят; но крестьяне села Говейнова и Рогачева, по показании строителя, человек до ста, войдя незапертою калиткою, увезть его не допустили; Филарет с Верещагиным уехали, а колокол остался на земле. За этот поступок крестьяне были вызваны в Государственную Коллегию, но показали иначе; строителю же вторично и наистрожайше было предписано из Консистории с Верещагиным отправить немедленно колокол в Переславский кафедральный архиерейский дом, что и было исполнено с отряженным для того крестовым иеромонахом Павлом; однако ж обещанный колокол прислан не был.

Желание рогачевских крестьян опять слышать звук любимого ими колокола было столь велико, что они решились в 1788 году, по упразднении Переславской епархии, письменно просить Серапиона, епископа Дмитровского, ходатайствовать о возвращении того колокола в Пешношскую обитель или к церкви села Рогачева, обещая в последнем случай пожертвовать в монастырь 1500 рублей, и утверждая права свои на том, что и первоначально этот колокол был слит на деньги, пожертвованные их предками. Впрочем, неизвестно, подана ли была эта просьба; знаем только, что по упразднении Переславской епархии в 1788 году, колокол этот был взят в Санкт-Петербург и повешен на колокольне Петропавловскаго собора, что в крепости, а оттуда, по взятии Очакова переименованного Николаевскою крепостью, отвезен, как говорят, в нее»[13]. У Калайдовича в повествовании о колоколах допущена небольшая неточность. По материалам из Архива Суздальской духовной консистории в связи с задержкой финансирования перевозки колокола попали в Петербург только к 26.01.1790 г. (1789 г., №595). В списке доставленных в Петропавловский собор колоколов под № 1 числился самый большой колокол в 219 пудов (3 587 кг.). Этот №1 тот самый колокол, о котором писал Калайдович и за который боролись рогачевские крестьяне. Такой беззатратный способ приобретения в Переславский архирейский дом колокола из Пешноши Консистория обосновывала так. «Дмитровской Николаевской Песношской монастырь, до состояния штатов был вотчиной, приписной к Свято-Троицкой Сергиевой лавре, а по состоянии штатов, за неположением онаго в штат, упраздняем был в приходскую церковь, а потом, по силе особливаго учреждения, остался на своем содержании и состоит в пустом месте, а в нем имеется колокол свыше двухсот пудов, в котором монастыре и монашествующих положено с начальником семь человек, от коего малаго числа и благовестить в такой большой колокол доставать может некому да и не для кого. А потому Вашему Преосвященству Переславская духовная консистория в разсуждении перваго архиереопрестольнаго града Переславля и вышеявствующаго к славословиям Божиим распорядка, благопочтеннейше представляет, не повелено-ль будет означенной из Песношскаго монастыря безнужной там быть в нештатном монастыре колокол перевезть в катедру к собору Вашего Преосвященства, а в тот монастырь отсюда отдать на промен колокол по сто тридцать пуд, а для провозу как онаго из Песношскаго монастыря, так и для взятия отсюда на промен колокола послать к строителю иеромонаху Иринею с братиею указ, а для кошту в снятии и провозу на наем людей и подвод отправить консисторскаго присутствующаго Лукиановой пустыни строителя иеромонаха Филарета, дав ему из вышенаписанных денег пятьдесят три рубля девяносто одну коп. с четвертью, которыя деньги в расход держать им обоим строителям при перевозке перваго и при взятье на промен другого с запискою…»[14]. Процедура изъятия пешношского колокола выглядит гораздо живописнее в рапорте, поданном в Переславскую Консисторию строителем Иринеем и консисторским стряпчим Андреем Верещагиным. «Во исполнение присланнаго Ея Императорскаго Величества из оной консистории ко мне строителю указа, а мне Верещагину данной инструкции во оном Николаевском монастыре испрошенными из Свято-Троицкой лавры канатами большой колокол отправленными работниками сего марта 11-го с колокольни благополучно спущен, которой и стоит на земле, понеже еще никто о том из окольных крестьян не знал. А 12-го по утру во оной монастырь экономическаго ведомства бывые того монастыря крестьяне с. Говенова староста Василей Иванов да крестьянин Самойла Дмитриев и с ними человек до ста и более одни монастырския входныя в монастырь двери, что к Песноше реке, отломали и от дверей железныя петли, отобрав, унесли и, взошед в монастырь, требовали с большим озорническим криком от меня строителя, по какому указному повелению тот большой колокол в дом архиерейской берется; кое видя их старосты со крестьяны озорничество, я строитель с стряпчим присланной указ, боясь побои, прочел, которой, выслушав оный староста со крестьяны, объявили, что того колокола верно в Переславль никак из монастыря не дадим, угрожая побоями, да домогались и тех бить, кто колокол спускал. По коему их старосты со крестьяны озорничеству мы, опасаясь у того колокола побоев, 13-го к экономическому казначею подпоручику Хвостову, случившемуся в селе Рогачеве, ездили и во отпуске означеннаго колокола просили о защищении от помянутаго старосты со крестьяны, по коей нашей просьбе оной казначей нам объявил, ежели подводы есть, то везти без опасности ни от кого от крестьян препятствия не будет. Того ж 13-го по приезде нашем от показаннаго казначея в монастырь, помянутой же Гавеновский староста Василей Иванов и Самойла Дмитриев, и с Гавеновскими волостными крестьяны, человек более пятидесяти, пришед в монастырь, кричали с великим ругательством, колокола де не дадим и на архиерейской и казначейской приказ не смотрим, и продолжали ругательной крик свой часа до третьяго ночи, не допуская монастырских запереть ворот; потом, вышед из монастыря, стерегли они чрез всю ночь. А сего 14-го числа оные крестьяне, пришед к монастырю с посторонним сотским вотчины маиора Якова Петрова Ртищева деревни Панькова Александром Григорьевым и с ними человек до двадцати и другие к Песноше реке к рыбачей келье, двери разломав, в монастырь ворвались, а ворвавшись, домогались перековать подрядчиков и отвести в Дмитровскую воеводскую канцелярию, которых мы едва от того скрыть могли в строительской келье, со отказом лучше меня строителя куйте, нежели их, с чем и вышли из монастыря. А вышед, оные крестьяне около монастыря стерегут денно и нощно неотступно, при том и по всем дорогам сторожа от них с подводами, чего и протчих вотчин крестьяне, также и города Дмитрова жители, опасаясь, колокол везти не наймываются. О чем Переславской духовной консистории по сущей справедливости на разсмотрение покорнейше и репортуем»[15].

Занимавшийся исследованием судьбы Переславских колоколов Н. В. Малицкий приводит сведения о том, что на докладе консистории обо всех этих обстоятельствах епископ Феофилакт наложил следующую резолюцию. «Изготовить сообщение к президенту, а в коллегию доношение, в котором, прописав все мужиков озорничества, требовать удовольствия за обиду, учинённую от них как собственно мне самому, так и моей консистории, и чтобы с ними поступлено было по указам, а убытки нам причинённые возвратили бы поставкой колокола в кафедральный дом» [16]

В соответствии с резолюцией преосвященного Феофилакта, иеромонах Ириней снабжён был деньгами и отправлен в Москву для ведения процесса против крестьян в государственной коллегии экономии. Далее Н. В. Малицкий пишет. «На суде крестьяне не признали себя виновными, а завинили во всём строителя Иринея, который будто бы «доставлением того колокола сам умешкал и ту остановку слагает на них». Доставить колокол в Переславль они наотрез отказались, как за «вышеобъявленными обстоятельствами» (невиновность), «так и за неимением к отвозке онаго колокола, по великости онаго, надежных подвод». Государственная коллегия экономии, хотя и сочла это показание крестьян «сумнительным», тем не менее не нашла возможным возложить на них все издержки, причинённые архиерейскому дому, как писал епископ Феофилакт, и только накрепко подтвердила, «чтобы в доставке колокола отнюдь никакого препятствия и противностей не чинили и яко в не подлежащее до их звания дело не вступали». Самое же дело об их озорничестве велено было вновь привести в лучшее изыскание, по самой справедливости, казначею Xвостову. После этого колокол Песношского монастыря был беспрепятственно перевезён в город Переславль и поднят на колокольню архиерейского дома». Калайдович отмечает, что «променный» колокол в Пешношу доставлен не был[17]. Причины, по которой колокол на замену изьятого не был прислан, Калайдович не указывает. А у Малицкого есть такое пояснение: «Строитель Ириней с братиею в особом доношении просили уволить их «от взятия излишняго колокола». Вот, что писали строитель Пешноши с братией: «Из вышеписаннаго монастыря, взят большой колокол в Переславский архиерейский дом, а вместо его дается из Переславскаго Преображенскаго собора в оный Песношский монастырь другой колокол. Но как в оном монастыре колокольня приходит в обветшание и надлежит напредь оную в следующее лето вычинить, а потом к перевезению того колокола ни лошадей, ни кошту нет, да и в великом колоколе при тамошнем монастыре за малолюдством и что сверх взятаго есть другие исправные колокола надобности не имеется, того ради Переславскую духовную консисторию, сим благопочтеннейше представляя, покорно просим от взятия излишняго колокола уволить»[18]. Таким образом, Пешношская обитель по своей бедности не могла понести расходы, связанные с перевозкой колокола, а Переславская епархия отказалась перевозить колокол на свои средства.

Здесь хотелось бы обратить внимание на то, что Колайдович несколько смягчает разбойничьи действия крестьян. Он показывает, что крестьяне прошли незапертой калиткой. В то время как в рапорте строителя Иренея прямо указывается, что крестьяне не вошли в монастырь через открытую калитку, а ворвались, сломав входные двери, и даже унесли железные петли. Тогда становится понятно, почему калитка осталась открытой. Слова Калайдовича о «расположении их к монастырю» и желании «слышать звук любимого ими колокола» после прочтения об учиненных крестьянами бесчинств не убеждают. Но у того же Калайдовича есть и другое замечание. Требования о возврате колокола крестьяне подкрепляют доводом о том, что «первоначально этот колокол был слит на деньги, пожертвованные их предками». Вот это, видимо, более соответствует действительности. И вновь определяющим для рогачевских крестьян становится вопрос собственности. Земное перевешивает. И если можно вырубать монастырский лес, косить луга, то и сам монастырь вместе с имуществом в глазах крестьян становится почти их собственностью. А собственность рогачевские крестьяне отдавать не хотели никому.

В 1918 г. история бунта, но уже контрреволюционного, повторилась. Однако последствия этого были уже совсем другими. ЧК – это не монастырская и даже не царская власть. Методы другие, но, как показала жизнь, рогачевцы не сразу поняли это. В мае 1918 г. на жителей села Рогачево уездным Исполкомом была наложена контрибуция. Рогачевцы отказались внести всю требуемую сумму. Часть денег была собрана и председатель Рогачевского Совета, отправившись с деньгами в Москву в СНК, бесследно исчез. В Рогачево Дмитровская УЧК направила вооруженный отряд, который прибыл в Николо-Пешношский монастырь 10 августа 1918 г. Действия отряда вызвали контрреволюционное восстание в с. Рогачеве, которое было подавлено. Жестоко и решительно подавленное красногвардейцами 11 августа 1918 г. “Рогачевское восстание” послужило поводом к закрытию Николо-Пешношской обители. Лишь на некоторое время помогла перерегистрация монашеской общины в сельскохозяйственную полеводческую артель. Артель возглавлялась игуменом Варнавой (Жуковым).

Ясно, что монастырь рано или поздно был бы закрыт. Но случилось именно так, что катализатором монастырских бедствий опять выступили жители с. Рогачева[19].

Из изложенного ранее видно, что конфликты монастыря с местным населением всегда имели своим основанием социально-экономические причины и никогда не возникали на почве религиозной. Даже недовольство вызванное изъятием монастырских колоколов имело место, скорее всего, потому что местные жители считали себя совладельцами этих колоколов. Большая часть документов архива Дмитровского историко-художественнного музея в фонде Николо-Пешношского монастыря относится к различным имущественно-хозяйственным тяжбам. На основании этого можно предположить, что монастырь являлся активным хозяйствующим субъектом и оказывал значительное воздействие на местную экономику.

Основным средством производства во все периоды существования монастыря являлась земля. Большинство имущественных споров возникало именно из-за границ земельных участков. Это, так называемые, межевые споры. Межевые споры начали возникать не сразу. Преподобный Мефодий Пешношский основал обитель в малозаселенном месте. Как свидетельствовал Иероним: «Монастырь Пешнушский окружен многими непроходимыми болотами… Мирских селений ближе нет пяти верст от монастыря»[20]. Посланник прп. Сергия Радонежского основал обитель в дубовой роще. От дубового леса, который рос здесь во времена прп. Мефодия, теперь остались только одиночные умирающие деревья (см. фото). Место, первоначально выбранное преподобным, находилось на небольшом возвышении, рядом в болотистых берегах протекала р. Яхрома. Сейчас топографическая картина местности изменена, нет уже дубового леса, который погиб в результате гидротехнических работ, русло р. Яхромы спрямлено. Непроходимые болота благодаря этим осушительным работам превратились в плодородную Яхромскую пойму[21]. Следует признать тот факт, что традиция регулярного овощеводства в этих местах была заложена преподобным Мефодием Пешношским. На плане монастырских владений (фото приводилось) к северу от монастыря расположены монастырские огороды, на этом месте и сейчас легко угадываются бывшие огородные грядки.

Монахи активно изменяли природный ландшафт, приспосабливая его к своим хозяйственным нуждам. Монастырь производил гидротехнические работы, строил плотины, копал осушительные канавы. Следы гидротехнических работ видны до настоящего времени. Исключительное трудолюбие характеризует всех подвижников Сергиева круга, все они трудились в поте лица. Труд был для них необходимым компонентом аскетического делания, средством обуздания похотей плоти и гордыни, ведь большинство подвижников были по рождению аристократами. В условиях нашего сурового климата, в «зоне рискованного земледелия», труд был необходимым условием выживания. Возможно, этим объясняется полное отсутствие каких-либо средств истязания плоти, типичных для более поздних средств русской монашеской аскезы, таких как вериги, власяницы и т.д. В то тяжелое время и в тех суровых условиях это было излишним. Поэтому гораздо больше внимания подвижники уделяли внутреннему духовному деланию[22].

Благодаря трудам насельников обители к XVII в. прежде пустынная местность изменилась неузнаваемо.

Хозяйственная деятельность монастыря в XIX веке.

По мере обживания прилегающей к монастырю местности и развития других хозяйствующих субъектов, начинают появляться конфликты интересов хозяйствующих субъектов. Монастырь вел очень разностороннюю хозяйственную деятельность на лугах и пашнях, в лесу и на реках, торговал. Иногда такая деятельность монастыря существенно ущемляла интересы соседей. Примером тому могут служить межевые споры, которые тянулись столетиями. Так, в 1916 г. игумен монастыря Иувеналий подает докладную записку в Московскую духовную консисторию. Записка касается вопроса размежевания земель с крестьянами с. Рогачева. Настоятель пишет о споре, возникшем ещё в 1793 г. при строителе Макарии. Межевание было выполнено неверно и не сходилось с данными коллегии экономии по штату 1764 года. Генеральное межевание проводилось в 1768 г.[23] Возобновление межевых дел продолжилось в 1836 г.[24] В деле о межевании земли Николо-Пешношского монастыря и крестьян с. Рогачево от 3 мая 1845 г. подробно перечислены монастырские угодья, краткий список которых приводился выше.

Таким образом, видно, что этот межевой спор между монастырем и местными крестьянами затянулся более чем на полтора столетия, но так и не был разрешен ни церковной, ни светской властями. Для монастыря вопрос о собственности на средства производства оставался главным экономическим вопросом. Не менее драматично развивались события вокруг речных угодий. С самого своего основания монастырь занимался рыбной ловлей. И это нормально для обители, основанной на берегах рек. Однако со временем становится тесно и на реках. Во избежание конфликтов и упорядочения рыбной ловли в январе 1765 г. и в апреле 1766 г. Коллегией Экономии были определены рыбные ловли для содержания монастыря. После упразднения Коллегии Экономии ведомость с перечислением рыбных ловов монастыря 30 января 1786 г. была доставлена Московскую казенную Палату[25]. Оформление права рыбной ловли монастырем производилось на основании Указа бывшей коллегии экономии от 8.04.1766 г. №2692, а затем и справки Государственнаго Московского Архива Спорных дел от 8.03.1794 г.[26]. Как видно из приведенного ниже договора на аренду крестьянами принадлежащей монастырю рыбной лавки, монастырь добывал рыбу не только для собственных нужд, а и на продажу. Однако законное оформление рыбных угодий не сняло напряженности между экономическими интересами монастыря и местного населения.

В документах Дмитровского уездного суда хранятся материалы по тяжбе от 14 мая 1845 г. между рогачевскими крестьянами и монастырем. Для лова рыбы монастырь на реке Яхроме устраивал так называемые язы[27]. Монахи прорыли канавы, установили язы. В результате произошло подтопление крестьянских лугов. Дмитровский уездный суд оценил убыток в 3 000 руб.серебром. Как видно из документов, в результате своей хозяйственной деятельности нанес значительный ущерб крестьянским хозяйствам. После рассмотрения дела суд признал монастырь виновным в причинении ущерба.

В делах по защите своих имущественных прав монастырь также обращался в гражданские суды[28]. В материалах Дмитровского уездного суда имеется прошение от игумена Сергия №146 от 27 окт. 1849 г.[29] Как видно из материалов дела, монастырю принадлежала мельница, построенная на р. Сестре. На этой же реке ниже по течению были установлены еще две мельницы. Одна из них принадлежала крестьянам с. Раменье, Ведомства Государственных имуществ, а другая — Московскому Сретенскому монастырю. Строители двух последних мельниц подтопили стоящую выше по течению мельницу Николо-Пешношского монастыря. Примечательно, что в хозяйственных спорах даже с монастырем своей епархии за возмещением ущерба монастырские власти предпочитают обращаться не в церковные органы, а в светский суд.

В соответствии с действующим в то время гражданским законодательством хозяйствующие субъекты заключали между собой договоры купли-продажи, подряда, аренды и так далее по всей области хозяйственно-экономических отношений. Как видно из архивных документов, Николо-Пешношский монастырь неукоснительно исполнял требования гражданских законов. В россыпях монастырских документов хранятся различные договоры. Все договоры оформлены в установленной законом форме. В подрядном договоре от 30 июня 1830 г. между монастырем и крестьянами Владимирской губернии на кирпичную кладку подробно описываются условия и сроки работы и оплаты[30]. Договор подтверждает тот факт, что в монастыре в то время продолжается строительство. Для ведения строительных работ монастырь привлекает крестьян из других губерний. Видимо, это обусловлено не только стоимостью работ выполняемых дальними мастерами, но и качеством работ, которое могли обеспечить владимирские каменщики. Договором от 24 июля 1834 г. монастырь сдает в аренду свою мучную лавку, расположенную в с. Рогачеве[31]. Этот договор подписан строителем иером. Максимом. А уже в 1836 г. договор подряда на строительство подписан игуменом Сергием. Подрядный договор от 1 мая 1851 г. также подписан игуменом Сергием, а также поверенным казначеем иеромонахом Мефодием. Письмо о межевании от 14 июня 1867 г. из Управления госимуществом Московской губернии направлено уже настоятелю архимандриту Мефодию. Таким образом, по хозяйственным документам монастыря можно с достаточной точностью установить настоятелей монастыря того или иного периода. В договоре от 1838 г. на аренду монастырской харчевни и рыбной лавки между крестьянами подробно приводится обоснование права собственности монастыря на эти объекты. Отсюда видно, что в некоторых случаях имущественное право того времени уже предполагало обоснование прав на сдаваемый в аренду объект.

Среди договорных документов монастыря имеется «Домашнее условие».

Договор такой формы был подписан между игуменом Николо-Пешношского монастыря Макарием и крестьянином с. Рогачева Николаем Черновым 01.01.1903 г.[32]. Чернов берет в аренду расположенное возле монастырских ворот деревянное здание лавки сроком на один год для торговли овощным товаром. Стоимость аренды была установлена в размере шестидесяти рублей в год, при этом десять рублей из этой суммы было уплачено в качестве задатка. Остальные 50 руб. арендатор обязуется уплатить по первому требованию настоятеля. Особо оговаривается запрет на передачу лавки в субаренду и торговлю крепкими напитками.

Кроме собственности, расположенной не так далеко, монастырь имел владение в Москве. Этим владением был доходный дом на ул. Пятницкой. В архивных россыпях имеются договоры на аренду названного здания[33]. В декабре 1905 г. игумен Савва, подписывал проект договора на аренду дома на ул. Пятницкой. В феврале 1906 г. также игуменом Саввой часть этого дома также сдавалась в аренду. В 1909 г. строения, расположенные по улице Пятницкой в г. Москве, вновь сдаются в аренду. На этот раз арендатором являлся Д. И. Филиппов. Договор аренды отпечатан на машинке[34]. Во вводной части записано: «…Администрация, учрежденная по делам Потомственного Почетного Гражданина Дмпитрия Ивановича Филиппова с одной стороны…». Договор заключался на дом №164/179 по Пятницкой улице «…в арендное содержание под булочную и кондитерскую торговлю, под пекарню и для помещения приказчиков, рабочих и мастеров…». Далее идет подробный список помещений и надворных построек с размерами помещений. Договор заключался сроком на десять лет. Арендная плата составляла четыре тысячи рублей в год. Эта сумма делилась поквартально и выплачивалась по одной тысяче рублей «…по четвертям каждого года». Плату принимал специальный уполномоченный монастыря[35]. В договоре от 20 мая 1912 г. на аренду монастырской мельницы крестьянами с. Трехсвятского Борщевской волости подробно описаны договаривающиеся стороны, условия договора, срок действия и условия продления, возможные санкции и т.д.[36] Договор скреплен подписями всех участников, от монастыря документ подписан игуменом Иувеналием.

Таким образом, это полноценный юридический документ, оформленный в соответствии со всеми требованиями законодательства. Интересно, что крестьяне-участники договора собственноручно подписали его, в почерке подписей виден навык письма пером. Это говорит о достаточной грамотности крестьян-арендаторов. Названному договору сопутствует Условие. Этот документ составлен также 20.05.1912 г. и в нем отдельно оговариваются условия пользования арендуемой мельницей.

Условие написано другим почерком, причем, название документа написано той же рукой, что и предыдущий договор, а текст, видимо, писался крестьянами. Странной особенностью документа является то, что игумен монастыря назван не Иувеналием, как в договоре, а «Винарием». Причем, если в договоре имя Иувеналий написано с соблюдением церковно-славянской орфографии, то имя участника Условия «Игумена От. Винария» написано с соблюдением правил гражданской орфографии того времени. Можно предположить, что Условие составлено по требованию крестьян-участников договора аренды и писалось ими же или наёмным писарем. Условие заключено на срок 6 лет «в том, что Мельница на Сестре реке так называемая новая принадлежащая Монастырю Плотина Мельницы пристроена к берегу принадлежащему Крестьянам Села Трехсвятского Земля для починки Плотины с указанием крестьянами Села Трехсвятского сколько потребуется будет взята на стороне крест. Села Трехсвятского Аренды 130 руб. в год и еще обмалывать бесплатно всех крестьян Села Трехсвятского по примеру прошлых лет…». Условие записано без расстановки точек в конце предложений. При этом предложения начинаются с прописных букв. В условии подробно оговорен порядок ремонта плотины в случае аварийных ситуаций. Все аварии (форс мажор по-современному), вызванные природными явлениями, устраняются за счет монастыря. Под условием стоит печать с текстом: «Печать Трехсвятского Сельского Старосты Борщевской вол. Клинского уезда».

Из вышеизложенного видно, что изучение хозяйственных документов дает возможность устанавливать имена настоятелей монастыря, время и место постройки новых зданий и перестройки старых. Хозяйственные документы позволяют оценить уровень развития хозяйственно-экономических отношений и место в социальной системе региона. Явно проявляется география экономических связей, уровень цен за аренду зданий и помещений. Возможно также косвенное определение уровня доходов обители. Хозяйственные документы наглядно иллюстрируют работу существующей в то время законодательной и исполнительной системы. Кроме того, эти документы отражают социальную напряженность между различными слоями общества и помогают понять причины её возникновения. Таким образом, изучение хозяйственных документов является важным методом исторического исследования и позволяет получить достоверный срез изучаемого периода.

Юрий КУКЛЕВ

---

[1] Дмитровский хронограф. http://www.dmitrov-city.com/165/history-dmitrov/dates_/18-vek.html

[2] http://ru.wikipedia.org

[3] Калайдович К. Ф. Историческое описание мужескаго общежительного монастыря святаго Чудотворца Николая, что на

Пешноше, с присовокуплением устава его и чиноположения. М.: Университетская Типография на Страстном бульваре, 1831. С. 52.

[4] Собр. Закон. Т. VIII. № 5562 и 5563. http://www.stsl.ru/lib/book4/com-10.htm#41

[5] Дмитров в XVIII в. По материалам сайта http://www.dmitrov-city.com/165/history-dmitrov/dates_/18-vek.html

[6] Калайдович К. Ф. Историческое описание мужескаго общежительного монастыря святаго Чудотворца Николая, что на Пешноше, с присовокуплением устава его и чиноположения. М.: Университетская Типография на Страстном бульваре, 1866. С. 52-53.

[7] Там же. С. 53.

[8] Там же. С. 53-54.

[9] Указ. соч. С.54.

[10] Указ. соч. С. 55.

[11] Указ. соч. С. 56.

[12] Указ. соч. С. 57.

[13] Указ. соч. С. 60.

[14] Зверинский, В. Преобразования старых и учреждение новых монастырей с 1764—95 по 1 июля 1890 г. СПб., 1890. С. 217—218.

[15] Архив Суздальской духовной консистории. 1789 г., №595.

[16] Малицкий Н. В. Перевозка переславских колоколов в Петербургский Петропавловский собор / Н. В. Малицкий // Владимирские епархиальные ведомости (часть неофициальная), 1907. 22 сентября (№38). С. 599.

[17] Калайдович К. Ф. Историческое описание мужескаго общежительного монастыря святаго Чудотворца Николая, что на Пешноше, с присовокуплением устава его и чиноположения. М.: Университетская Типография на Страстном бульваре, 1866. С.61.

[18] Архив Переславской духовной консистории. 1776 г. Оп. 2, №73. http://pki.botik.ru

[19] Вайнтрауб Л.Р. Святыни земли Дмитровской. По материалам сайта: http://vedomosti.meparh.ru/2004_11_12/10.htm

[20] ДИХМЗЗ, ОФ 3133. Иероним, иером. Летопись Пешношския обители (рукопись). С. 48, 61.

[21] Сегодня Яхромская пойма – это самые крупные в Московской области сельскохозяйственные угодья по выращиванию овощных культур. По советской статистике во времена СССР 25% овощей, поступавших в Москву, выращивалось на этой Яхромской пойме. О плодородии здешних земель говорит и то, что Яхромскую пойму до сих пор называют «главным огородом Подмосковья». Именно сюда, к Яхромской пойме, во времена Н. С. Хрущева переносилось министерство сельского хозяйства России. (Прим. автора).

[22] Петрушко В. И. История Русской Церкви с древнейших времен до установления патриаршества. М.: ПСТГУ, 2005. С. 191.

[23] ДИХМЗ. Ф. 20/5171, оп.1, д. №. 1916 г.

[24] Там же. Россыпи документов.

[25] Там же. Дело №194.

[26] Там же. Оп. №1, дело №9. Перписка НПМ за 1800-1874 гг. (22.03.1800-1874 г.).

[27] Язами на Верхней Волге называются специального вида ловушки, которые ставятся на рыбу. В узких местах река перегораживается камнями или кольями. В плотине оставляются проходы, а в них ставятся верши, «морды» – плетеные из лозы ловушки типа корзин, с широким входом и узким выходом. Верши эти – вытянутые и длинные, метра полтора. Язы расставляются в местах, где течение реки замедленно. В местах установки язов течение ускоряется. Подходящую к проходу рыбу вносит в ловушку течением так, что она развернуться уже не может. (Прим. автора).

[28] ДИХМЗ. Ф. 20/5171. Россыпи документов.

[29] Там же.

[30] ДИХМЗ. Ф. 20/5171. Россыпи документов.

[31] Там же.

[32] Там же.

[33] ДИХМЗ. Ф. 20/5171. Россыпи документов.

[34] Там же.

[35] Там же.

[36] Там же.