Статьи

I. Введение

В истории нашего Отечества известно немало трудных, а порой и критических периодов. Одной из таких трагических эпох, была эпоха ордынского рабства. Так, сторонний и незаинтересованный наблюдатель, К. Маркс, отмечал: «Колыбелью Московии было кровавое болото монгольского рабства»[1]. Как известно, не много народов в условиях массового нашествия иноплеменных завоевателей, в «кровавом болоте» сумели сохранить свою этническую общность, культуру, язык, веру. Долгими десятилетиями, веками наш народ не только выживал под игом иноплеменных, но неотступно боролся за право быть русскими, быть православными. Русь была почти полностью разгромлена, почти уничтожена. Огромный урон понесла экономика, материально-техническая культура. Когда-то населенные пространства теперь были пусты, на месте сел и полей поднимался лес. Но ещё опаснее было «страшнейшее духовное одичание народа»[2]. Владимирский Собор 1274 г. отмечал безграмотность, бескультурье, возрождение языческих суеверий, падение нравов. «Православное сознание оказалось во многом замутненным и искаженным: предание и традиции угасали. Кошмар ордынского владычества приводил к тому, что обесценивались традиционные для Православия нравственные ценности. Люди зачастую жили лишь с мыслью об удовлетворении самых элементарных потребностей, опускаясь до полуживотного состояния… Летописцы того времени отмечали, что русские трепетали уже от одного слова «татарин»»[3]. Именно этому периоду мы обязаны расхождением единого этноса на великорусскую, белорусскую и малорусскую ветви. Растерзанную и поруганную Русь можно было уподобить еле теплящемуся огоньку свечи. Об этом говорил Великий князь Симеон Иоаннович, когда завещал «не дать свече угаснуть»[4]. Порицаемая нынешними и прошлыми исследователями, общественными деятелями и политиками за «прогиб» под татар, Московия купила себе на омытые кровью и слезами деньги несколько десятилетий мира. И в купленные дорогой ценой годы затишья взрастила поколение, которое сбросило страх перед ордой, вышло на Куликово поле.

Как сказал тот же К. Маркс: «…изумленная Европа, в начале правления Ивана едва знавшая о существовании Московии, стиснутой между татарами и литовцами, была ошеломлена внезапным появлением на ее восточных границах огромной империи, и сам султан Баязид, перед которым Европа трепетала, впервые услышал высокомерную речь московита»[5]^{, [6]}.

Каким же образом народ, ввергнутый в ужас, в подавленное состояние духа, сумел вновь подняться и совершить невозможное? За время ордынского ига была истреблена духовная традиция, утеряны книги, реликвии. Казалось бы, откуда взяться духовным наставникам? Но Господь Иисус Христос сказал: «невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18:27). Промыслом Божиим на земле Московии появляются такие святые как прп. Сергий Радонежский и его «сопостники» и «сотрудники». Преподобный Сергий и его сподвижники приняли на свои плечи подвиг духовного возрождения Руси, воссоздания православного русского государства. Подвижники круга прп. Сергия Радонежского начинали подвиг с отшельничества в пустынных местах. Но Господь Иисус Христос учил, что «зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» (Мф.5:15). И народ устремился к этим светильникам духа. Так началось возрождение русского монашества. Из жития преподобного мы узнаем, что Сергий не имел духовных наставников. Сущность монашеской жизни Сергий Радонежский познает сам. Такое возможно только под водительством Святого Духа. Для преподобных отцов этого периода «монашество — это не «повторное крещение», само по себе омывающее грехи, но тяжкий крест, принимаемый на себя ради возможного достижения спасения, его залог»[7].

Одним из таких «собеседников» и «сопостников» Сергия Радонежского был преподобный Мефодий Пешношский. Преподобный Мефодий повторил путь большинства учеников и «собеседников» преподобного Сергия — от отшельничества к общежительному житию. Для созерцательной уединенной молитвы Мефодий Пешношский пришел в «пустыню» на границе враждовавших в те времена Тверского и Московского княжеств. Постепенно вокруг преподобного начали собираться ученики. Так родилась обитель, впоследствии получившая название Свято-Никольский Пешношский мужской монастырь.

Настоящая статья является кратким обзором истории Николо – Пешношского монастыря в период с XIX в. по настоящее время. Автор обращает внимание читателей на то, что хотя среди местного населения существует достаточно развитое предание о монастыре, в предлагаемой статье использованы сведения только из подтвержденных архивных свидетельств, источников и публикаций.

В статье будет показано, что Свято-Никольский Пешношский мужской монастырь сыграл ключевую роль в возрождении Свято-Введенского ставропигиального монастыря Оптина Пустынь в XVIII в., в строительстве Московского Сретенского монастыря, Голутвина монастыря, Покровского монастыря, Серпуховского Владычня монастыря, Бобренева монастыря. Настоятели в перечисленные монастыри были присланы из Пешноши, Пешношские посланники принесли с собой и устав Николо-Пешношской обители. В Пешношском монастыре неоднократно бывали прп. Сергий Радонежский, царь Иван Грозный. Игуменом монастыря был свт. Варсонофий Казанский (епископ Тверской, чудотворец Казанский). Монастырь имел серьезное влияние на экономическую и хозяйственную жизнь региона.

Академик Д.С. Лихачев предлагал создать в Подмосковье национальный парк, центром которого должен был бы стать Николо-Пешношский монастырь.

Компания изъятия ценностей из Николо-Пешношского монастыря до настоящего времени мало исследована. В период возвращения церковных ценностей и восстановления исторической справедливости важно определить не только время изъятия, но и перечни изъятого имущества. Перечни изъятого частично приводятся в настоящей статье.

В исторических исследованиях до последнего времени не было опубликовано точной и документально подтвержденной даты окончательной ликвидации монастыря. В результате архивных исследований удалось точно установить имя последнего настоятеля и дату ликвидации обители.

В статье рассматривается хозяйственно-экономическая деятельность монастыря, его влияние на социум и взаимоотношения с государством и населением, а также история монастыря периода изъятия церковных ценностей и ликвидации монастыря. Кроме того, рассматривается влияние монастыря на становление других обителей в XIX в. и место монастыря в истории Дмитровского края.

В дошедших до нас документах имеются крайне скудные сведения по истории Пешноши. В первую очередь это объясняется частыми пожарами, в результате которых неоднократно полностью сгорал монастырский архив.

 

 

II. Обзор источников

Одними из первых исследований истории Николо-Пешношского монастыря являются рукописная книга иеромонаха Иеронима «Летопись Пешношския обители»[8] и книга К.Ф. Калайдовича[9].

В архиве Дмитровского историко-художественного музея хранятся документы, косвенно подтверждающие проживание иеромонаха Иеронима в монастыре в начале XIX в. В качестве такого документа можно назвать прошение игумену Сергию от 25.02.1842 г. По сути, это прошение ни что иное, как донос послушника Алексия на иеромонаха Иеронима[10](документ не публиковался). В россыпи архивных документов имеется свидетельство о том, что иеромонах Иероним в миру был Иваном Сухановым из Торжка. Свидетельство заверено иеросхимонахом Иоанном Пешношским и Святогорским в 1850 г.[11] Датировка доноса послушника Алексия, свидетельство Иоанна Пешношского и Святогорского, а также датировка названной рукописи дают основания полагать, что иеромонах Иероним, на которого написан донос, является автором неопубликованной рукописной книги «Летопись Пешношския обители». Названная книга хранится в архиве Музея – заповедника Дмитровского Края[12]. Иероним приводит ссылки на описание жития прп. Мефодия, составленное мон. Мисаилом. Иероним также сообщает, что это описание сгорело после уничтожения обители в1764 г. в доме генерал-майора Михаила Федоровича Веревкина. В рукописи иеромонаха Иеронима имеются ссылки на другие источники, при этом автор сообщает о полной утрате большинства документов (см.фото 1).

Константин Федорович Калайдович прожил год (1815 – 1816) в Пешношском монастыре на положении послушника. В период пребывания в Пешноше Калайдович разобрал монастырский архив, и часть документов перевез в Москву (сейчас они хранятся в РГАДА). В настоящее время в РГАДА нет фонда Николо-Пешношского монастыря, документы, касающиеся монастыря, находятся в разных описях (например, фонды 281, 1183). Кроме материалов монастырского архива Калайдович попытался восстановить житие прп. Мефодия по следующим документам: «Старинная книга, писанная полууставом в конце XVII в. … «Книга, глаголемая о Российских святых, где и в каком граде, или области, или монастыре, или пустыне поживе и чудеса сотвори, всякаго чина Святых»; «Опыт Исторического Словаря о всех, в истинной православной Греко-Российской вере святою непорочною жизнию прославившихся святых мужах» (Москва, 1784, С. 148); «Служба прп. Мефодию Пешношскому»[13].

Калайдович также замечает, что «издревле существовавшее в обители описание его жития в конце прошедшего столетия утратилось в руках одного частного лица, и доселе не могло быть отыскано»[14]. Можно предположить, что Калайдович также упоминает описание монаха Мисаила, утраченное генерал – майором Веревкиным.

Пешношский патерик практически повторяет сведения, опубликованные ранее К.Ф. Калайдовичем.[15]

В рукописном фонде архива Дмитровский историко-художественного музея-заповедника находятся документы, поступившие из Николо-Пешношского монастыря в период 1918-1928 гг. Предметы и документы сведены в отдельные описи, где указано их размещение в монастыре, и зафиксированы в книге поступлений и описи древнехранилища Музея Дмитровского края. Из поступивших документов был сформирован фонд Николо-Пешношского монастыря. В справке музея сообщается, что фонд обработан в 1987 г. В результате обработки в фонде было выделено 27 единиц хранения. Хронологические рамки фонда: вторая половина XVIII – первая треть XX в. Фонд включает в себя указы; имущественно-хозяйственные материалы; документы по составу монашествующих; переписку по различным вопросам; несколько книг из монастырской библиотеки; изобразительные материалы – планы и чертежи монастыря и земельных владений. Сохранившиеся документы не составляют единого целого, а представляют собой небольшие отдельные группы со значительными хронологическими разрывами.

Наиболее ранние документы относятся к периоду Генерального межевания (3 ед. хр.), когда интенсивно копировались бумаги, подтверждавшие права на земельные владения (у монастыря были отняты все земли вне Дмитровского уезда). Сохранились: копийная книга, включившая документацию по всем монастырским владениям и описания их планов (дефектна), переписка по различным вопросам имущественно-хозяйственного состояния монастыря, документы о составе монашествующих.

XIX век представлен теми же группами документов (12 ед. хр.). Наиболее ранними из них являются документы, связанные с арендой монастырских мельниц (1803-1835 гг.). Также представлено дело о тяжбе гвардии штабс-капитана Н.А. Теплова к монастырю, в составе которого сохранились копии документов, начиная с XVII века, относящихся к монастырской мельнице Соколовской и некоторым землям монастыря в Дмитровском уезде. Среди монастырских документов имеются различные хозяйственные договоры. Так, из договора («Условие», 1812 г.) между крестьянином Никифором Давыдовым и архимандритом Макарием с братиею об изготовлении Н. Давыдовым для монастыря 100 тыс. штук кирпича, по 12 руб. за тысячу на монастырских станках можно получить представление об организации монастырем производства строительных материалов. В этот период (1812-1815 гг.) в обители перестраивалась Сретенская церковь и, видимо, кирпич требовался для неё.

Середина и вторая половина XIX в. представлены документами на различные земельные владения (в 1854 г. монастырю принадлежало 682 дес. земли), в том числе делами о постоянных тяжбах между монастырем и крестьянами с. Рогачева о границах земель. Имущественное положение монастыря было достаточно крепко. Кроме земельных угодий, монастырь владел также торговыми лавками в с. Рогачеве, в самом монастыре перестраивались старые здания и сооружались новые (больница, церкви, новые братские кельи). В 1871 г. монастырем куплено у купца Исакова за 108 тыс. руб., под новое московское подворье здание на Мясницкой улице, которое сдавали в аренду.

В XIX веке была создана еще одна копийная книга, включавшая копии с грамот, жалованных и данных за всю историю монастыря (экземпляр дефектен, сохранилось всего 60 листов), сохранилась также поминальная книга, составленная в конце века.

XX век представлен имущественно-хозяйственными документами и вкладной и поминальной книгой (7 ед. хр.).

Советский период представлен «Документами ликвидированного отделения музея в бывшем Николо-Пешношском монастыре» (1922-1928 гг.).

Изобразительные материалы охватывают конец XVIII – первую треть XX вв. и составляют довольно большую группу (8 ед. хр.). Это чертежи и планы монастырских зданий и земельных владений, большая часть которых была сделана в связи с постоянными тяжбами между монастырем и крестьянами с. Рогачево по вопросам о границах земельных владений, включая несколько копий с чертежей Генерального межевания, а также чертежи монастырских подворий.

Значительные хронологические лакуны частично восполняют сведениями из других фондов – Дмитровского Борисоглебского монастыря[16], столбцы за вторую половину XVII в. Интересно упоминаемое в музейной справке известие о ложном доносе монастырских служек Федьки и Ивашки на игумена Корнилия, за что доносчики должны были понести наказание в Борисоглебском монастыре (документы Дмитровского Духовного правления[17]). В коллекции документов Музея Дмитровского края – за 1918-1928 гг. хранятся описи церковного имущества, акты приемки экспонатов, акты обследования памятников.

Рассмотренные документы не дают цельного представления об истории монастыря, однако в ряде случаев интересно дополняют уже известные по «Историческому описанию…» Калайдовича сведения. Документы за период 1893 – первой трети XX в. являются единственным источником. Так, удалось установить имена нескольких игуменов, руководивших монастырем после 1893 г. (последнее издание «Исторического описания…»), однако определить годы их правления не представляется возможным – Макарий, возведен в сан в 1890 году, после него — Савва, затем Ювеналий; последний игумен — Варнава Жуков (запись о нем сделана сотрудником Музея Смирновым на музейном экземпляре книги К.Ф. Калайдовича), кроме того, под актами изъятия церковных ценностей от 1922 г. стоит подпись игумена Варнавы.

При работе в РГАДА получены документы, отражающие, в основном, хозяйственную деятельность монастыря. Среди них Жалованные грамоты[18]. Грамоты коллегии экономии находятся в Ф. 281. Сообщается, что Великий князь Иван Васильевич взял на содержание монастырскую братию. Это подтверждается Жалованной грамотой великого князя Ивана Васильевича от 1539 г. «О назначении дополнительного денежного жалования властям и монахам Песношского монастыря»[19]. Среди грамот коллегии экономии имеется жалованная грамота Ф. И. Дудина-Тургенева на с. Пруды с деревнями от 1550 г.[20]

В XVI в. монастырь вел торговлю и получал льготы от князей. Так, князь Владимир Андреевич освободил монастырь от уплаты таможенных пошлин за соль, покупаемую на Кимре[21]. От том, что монастырь кроме льгот на торговлю и денежного жалования получал и имения, говорит также грамота царя Ивана Васильевича на с. Суходол.[22] Документы о хозяйственной деятельности монастыря хранятся также в следующих фондах: Ф. 1201. 482. Дмитровская воеводская канцелярия. I ч. I; 1744-66; Ф. 1183. Московская контора Синода.

В архивных фондах ГАРФ имеются документы периода изъятия церковных ценностей, имеющие отношение к Николо-Пешношскому монастырю, но носящие общий характер. К этим документам, в основном, относятся протоколы, циркуляры, акты различных советских учреждений. Документы хранятся в фондах: Ф. 5263.

В ЦГАМО также имеются советские и партийные документы периода изъятия церковных ценностей. Большая часть протоколов, описей, актов, указов, циркуляров, касающихся монастыря, хранятся в фондах:Ф. №66; Ф.2157; Ф. 12150.

Юрий Куклев